Уже с оружием и в доспехах участники штурма собрались в церкви Святого Каллика, где была отслужена месса, и, получив благословение, гуськом двинулись из дома в дом, через проломы в стенах. Поднявшись на холм, они сосредоточились в мастерской колесных дел мастера, выходившей на площадь перед замком, где и затаились с оружием наготове. Люди надели шлемы, прочитали, кто под нос, кто про себя, молитвы и стали ждать. У большинства имелись щиты, но некоторые предпочли обходиться без них, утверждая, что так они могут двигаться быстрее. У двоих были здоровенные топоры — оружие, особенно страшное в тесной свалке. Они касались своих талисманов, вновь бормотали молитвы и ждали, когда прогремит пушка. Наружу никто не высовывался, потому что Жослен следил за ними и строго-настрого приказал оставаться в укрытии до самого выстрела.
— Награда за лучников, обещанная дядюшкой, остается в силе, — напомнил граф, — но я буду платить не только за пленных, но и за убитых.
— Закрывайтесь щитами, — вставил Робби, вспомнив о длинных английских стрелах.
— Им не до стрельбы будет, — успокоил его Жослен. — Когда громыхнет, они съежатся от испуга, и, прежде чем очухаются, мы ворвемся и всех перебьем.
«Дай-то Бог, чтобы так оно и вышло», — подумал Робби и ощутил укол совести при мысли о сэре Гийоме, с которым ему предстояло сражаться. Нормандский рыцарь ему нравился, однако теперь он был связан новой клятвой верности и вдобавок пребывал в убеждении, что сражается за Бога, Шотландию и истинную веру.
— Пять золотых монет каждому из пяти, кто первым прорвется в башню, — объявил Жослен и, помолчав, нетерпеливо проворчал: — Ну когда эта чертова пушка наконец выстрелит?
Он весь вспотел. День стоял прохладный, но ему было жарко, ибо стальные латы он носил поверх колета из толстой кожи. Из всех нападающих у него были самые лучшие и самые надежные доспехи, но они были и самыми тяжелыми, и Жослен знал, что ему будет трудно не отстать от людей в легких кольчугах. Впрочем, плевать. Он поспеет к схватке, когда она будет в разгаре, врубится в самую гущу и будет кромсать на куски этих чертовых орущих от отчаяния лучников.
— Пленных не брать! — приказал Жослен, желая, чтобы этот день увенчался смертью.
— А сэр Гийом? — подал голос Робби. — Он ведь рыцарь; может быть, его все-таки возьмем в плен?
— А земли у него есть? — спросил Жослен.
— Нет, — признал шотландец.
— Так какой же он может предложить за себя выкуп?
— Никакого.
— Значит, — граф обернулся к своим ратникам, — никаких пленных. Убивать всех подряд.
— Кроме женщин, — заметил кто-то.
— Это само собой, — согласился Жослен.
Он пожалел о том, что в замке нет той еретички с золотистыми волосами. Но это не беда, найдутся и другие женщины. Всегда находятся другие женщины.
Тени удлинились. Дождь шел все утро, но теперь небо расчистилось. Солнце уже висело низко, очень низко, и Жослен знал, что синьор Джоберти ждет, когда последние яркие лучи станут светить прямо в ворота, ослепляя защитников. Потом будет грохот, повалит зловонный дым, железная болванка, пронесшись через двор, с грохотом ударится в стену, и, пока осажденные будут приходить в себя, нападающие разъяренной толпой, никого не щадя, ворвутся в ворота.
— Господь с нами, — сказал Жослен, не потому что верил в это, а потому что знал, каких слов от него ожидают. — Сегодня ночью мы попируем за их счет и позабавимся с их женщинами.
Он говорил слишком много, потому что, сам того не замечая, сильно разволновался. Это не было похоже на турнир, где побежденный пусть в синяках и шишках, пусть с переломами, но уходит с ристалища живым. Здесь правила смерть, и ему, при всей самоуверенности, было немного не по себе.
«Пусть чертовы англичане дрыхнут, или жрут, или пьют, — мысленно заклинал судьбу Жослен. — Пусть делают что угодно, лишь бы они нас не ждали!»
И в этот миг мир наполнился громом. Опаленное пламенем железо с пронзительным свистом пронеслось сквозь ворота, улица скрылась в клубящемся дыму, и ожидание, слава богу, закончилось.
Началась атака.
Как только в Кастийон-д'Арбизоне появилась пушка, сэр Гийом стал готовить гарнизон к отражению штурма. Десяти лучникам было приказано постоянно находиться во дворе, по пятеро с каждой стороны, заняв позиции, с которых простреливался проем снесенных ворот. Неповрежденная часть крепостной стены защищала их от арбалетчиков, стрелявших из города. В тот день, когда пушка разбила ворота, сэр Гийом приказал развалить стены конюшен, оставив поддерживающие кровлю столбы, чтобы лучникам было где укрыть свои тетивы от дождя. Лошадей по ступенькам отвели в нижний холл замка, где теперь разместилась конюшня.
Бревна и доски от разбитых ворот, разобранной конюшни и коровника пошли на сооружение перегородившей внутренний двор баррикады. Правда, она получилась не такой высокой, как хотелось бы сэру Гийому. На то, чтобы сделать эту преграду непреодолимой, у него не хватило древесины, однако любое заграждение могло замедлить продвижение человека в доспехах и дать время лучнику наложить на тетиву новую стрелу. Железные стрелы, разбившие ворота, тоже пошли на сооружение баррикады, а потом из подвала с той же целью выкатили бочку с прогорклым оливковым маслом.
Сэр Гийом был готов.
Он подозревал, что Жослен не станет медлить со штурмом. Сэр Гийом провел достаточно времени в обществе нового графа Бера и понял, что терпеливость никак не относится к достоинствам этого самолюбивого, рвущегося к победам рыцаря. По рассуждению нормандца, атаки стоило ожидать либо в сумерках, либо на рассвете, и когда после полного дня обстрела ворота были снесены, а одна из надвратных башенок повреждена, он приказал всем защитникам облачиться в доспехи и быть наготове.
Уже во второй половине дня он ничуть не сомневался в скором начале штурма, ибо, когда в долгих промежутках между выстрелами сэр Гийом присматривался к вражеским позициям с неповрежденного участка стены, до его слуха донесся приглушенный стук молотов и треск раскалываемой кладки. Стало очевидно, что противник проламывается сквозь стены домов, чтобы подобраться как можно ближе к воротам, а вечером, когда интервал между выстрелами слишком затянулся, не осталось ни малейших сомнений в том, что пушкари ждут, когда штурмовой отряд соберется на месте. Припав ухом к земле у ворот, опытный вояка услышал, как в доме напротив звякают доспехи; выглянув за арку и присмотревшись к городской стене у западных ворот, он увидел, что там собралось множество людей, глазеющих на замок. «С равным успехом они могли бы объявить о своих намерениях, затрубив в трубу», — презрительно подумал нормандец и быстро отскочил назад. В боковину арки, где он только что стоял, клюнула арбалетная стрела.
— Сейчас начнется приступ, — сказал он, вернувшись к своим ратникам, и за кожаные петли надел на левую руку щит, на котором еще можно было разглядеть трех выцветших ястребов.
Узнав, что штурм вот-вот начнется, он даже почувствовал облегчение; положение осажденного его раздражало, его злило состояние тихого противостояния, принятое с обоюдного согласия. Несмотря на спокойствие, противно было сознавать, что сидишь в крепости взаперти. Теперь наконец у него появлялась возможность задать осаждающим трепку, и бывалого солдата это не могло не радовать. Когда в город доставили пушку, сэр Гийом подумал, что Жослен первым делом предложит осажденным сдаться, но этого не произошло. Когда первый снаряд ударил в тяжелые ворота, стало ясно, что от воинственного и опрометчивого графа не приходится ждать великодушия, ему нужна только смерть противников. Ну что ж, пусть прольется кровь.
— Как только выстрелит пушка, они пойдут на приступ, — предупредил сэр Гийом своих людей и присел у ворот, перед баррикадой.
