всею скоростью обежала леса и овраги, поймала сих злодеев и привела к нему на лицо; он тот же час велел их умертвить — и немедленно их изрубили мечами. Как скоро Римские войска сошлись к городу Дористолу, обыкновенно называемому Дристрою, то Тавроскифы, сомкнув щиты и копья, на подобие стены, ожидали их на месте сражения. Государь выстроил Римлян: по сторонам стояли всадники, вооруженные железными латами, а сзади стрельцы и пращники, которым он приказал стрелять беспрестанно: в таком порядке он повел на них свое ополчение.
10. Войска сошлись — и началась сильная битва, которая долго с обеих сторон была в равновесии. Россы, приобретшие славу победителей у соседственных народов, почитая ужасным бедствием лишиться оной и быть побежденными, сражались отчаянно. Римляне, побеждавшие всех врагов своих оружием и своею доблестью, также стыдились быть побежденными, подобно неопытным в делах воинских, и притом народом, не умеющим ездить на конях, и в одну минуту лишиться великой своей славы. Питая в себе такие мысли, оба войска сражались очень храбро. Россы, предводимые природным зверством своим и яростью, со всею быстротою, как бешеные, с ревом бросились на Римлян, выступавших с опытностью и военным искусством. Весьма многие с обеих сторон упадали; сражение колебалось и победа, до самого вечера, казалась неизвестною. Но когда светоносное солнце начало спускаться к западу, тогда Государь послал против них всю конницу и, воскликнув громко, «докажите, Римляне, на самом деле свою доблесть», ободрил дух воинов. Они устремились с необыкновенною быстротою. Трубачи затрубили к бою; ужасный поднялся крик. Скифы, не выдержав их нападения, обратились в бегство и заключились в стенах города: они многих потеряли в сей битве. Римляне пели победные песни, восхваляли Императора, который раздавал им чины, угощал пирами и тем более ободрял их к сражению.
Книга IX
1. На другой день, Государь укрепил свой стан высоким валом следующим образом. В некотором расстоянии от Дористола была небольшая возвышенность, на коей он расположил шатры: вокруг оной велел копать ров, вырываемую землю сыпать на край его; на сей насыпи, когда она уже довольно будет высока, приказал поставить копья и повесить на них щиты, один подле другого, так чтобы ров и насыпная земля служила стану оградою, чтоб неприятели не могли в него вступить и, добежав до рва, принуждены были остановиться. Так обыкновенно Римляне строили станы в земле неприятельской. Укрепивши таким образом шатры, Государь на другой день повел войско к стене города. Скифы, стоя на башнях, бросали в него стрелы и камни из всех метательных орудий; Римляне снизу защищались одними пращами и стрелами. Сражение кончилось сею перестрелкою с обеих сторон: наши отступили в стань для подкрепления себя пищею; а неприятели ввечеру выехали за ограду. Тогда они еще в первый раз явились на конях: ибо прежде всегда пешие обыкновенно выходили в бой и вовсе не умели на лошадях сражаться. Римляне немедленно вооружились доспехами, сели на коней и с длинными копьями в руках (какие обыкновенно они имеют в битве), со всею быстротою, с сильным напором на них устремились. Не умея править конями, поражаемые копьями, они обратились в бегство и в стенах заперлись.
2. В то же время показались на реке Истре огненосные Римские корабли с запасными судами. Наши, увидя оные, исполнились чрезвычайной радости; а Скифы, боявшиеся текучего огня, объяты были ужасом. Они слыхали от своих старейшин, что Римляне сим Мидийским огнем на Евксинском море обратили в пепел бесчисленное войско Игоря, родителя Святославова. И так они немедленно собрали все свои ладьи и поставили подле стены, где
Истр омывает одну сторону Дористола. Но огненосные наши корабли стерегли со всех сторон, чтоб им не можно было сесть на оные и спасаться бегством в свою землю. Итак, на другой день с длинными до самых ног щитами, в кольчужных бронях, они вышли из города на поле и выстроились. Римляне, также хорошо вооруженные, выступили из стана; обе стороны сильно сражались и победа долго казалась сомнительною: попеременно одна другую преодолевала. Но когда один Римский воин, выступив из строя, поразил копьем храброго великана Сфенкела, занимавшего третье место после Святослава, тогда Тавроскифы, устрашенные падением его, начали мало по мал у отступать с поля битвы и подвигаться к городу. В то время и Феодор Лалакон, муж неприступный и непобедимый храбростью и силою телесною, весьма много побил неприятелей железною своею булавою, которой он, по крепости руки своей, раздроблял и шлем и покрытую оным голову. Таким образом, Скифы, обращенные в бегство, возвратились в город. Государь приказал трубить к отступлению в стан, где он награждал своих ратников дарами и делал им угощения, возбуждая тем большую охоту храбро выходить на сражение.
3. Во время сих военных действий, Лев Куропалат, брат Императора Никифора, находившийся под стражею с сыном своим Никифором в Мизимне на острове Лесбосе, подкупивши караульных золотом, решился сделать возмущение. Глаза его ни мало не были повреждены: человек, которому поручено было лишить его зрения, по приказанию ли самого Государя (так многие думают, потому что он после обличения в сем преступлении остался без всякого наказания) или тронутый жалостью к такому несчастью, сжег одни только ресницы, а глазные зрачки оставил невредимыми. Тогда, переправясь тайно с острова в ладье на противоположной берег Византии, он скрылся в монастыре, называемом Паламисе. Оттуда чрез одного верного человека извещает друзей и приятелей о своем побеге. Они обещают содействовать ему всеми силами, собрать множество вооруженных людей и достать ключи от дворца, чтобы ему легко можно было войти в царские чертоги. И з самом деле они приступили к своему намерению, желая немедленно исполнить свое обещание, для сего подкупили одного придворного ключаря и уговорили его вытиснуть вид ключей на воску и им доставить. Он немедленно это сделал и отдал им восковую форму, по которой они велели наемному ремесленнику вылить у них в доме ключи, как можно скорее.
4. Сделавши все по своему желанию, они просили Куропалата переправиться через Воспор в Византию. И так, в глухую ночь, он сел на корабль и в короткое время пристал к Византийской крепости; откуда в одну небольшую дверь, находящуюся под келиею Св. Фоки, входит в город, мечтая, что он в руках уже имеет верховную власть Государя. Но судьба, вместо блистательной багряницы (порфиры), вместо златого царского жезла, вместо верховной власти, готовила ему мучительное ослепление, дальнюю ссылку и продажу всего имения, смеясь его суетным надеждам, удаляющимся от него в противную сторону и оставляющим по себе ужасное бедствие. В то время как он сидел в доме одного приятеля своего, в Сфоракийской части, ожидая своих соучастников, один из его приверженцев, вышедши из дому, приходит к родственнику своему, бывшему тогда начальником царской ткальни, извещает его о пребывании в городе Куропалата, открывает предприятие и просит содействовать им со своими ткачами. Он обещал помогать им и тотчас пошел будто созывать своих подчиненных; но вместо того он приходит к Патрикию Льву, Друнгарию флота, которому поручено было тогда правление в Византии, и все ему объявляет, что Куропалат бежал из ссылки, живет в каком-то доме в городе и уже готовится царствовать. Патрикий сперва поражен был сим нечаянным известием; потом, успокоясь (ибо в опасностях он был непоколебим и в сомнительных обстоятельствах умел находить надлежащие меры), немедленно с отрядом своим приступил к тому дому, в коем он остановился. Узнав, что его намерение открыто и сделалось известным, он убегает из дому в заднюю дверь с сыном Никифором и, вместо гордого и надменного властелина, приходит в великий Божий храм в виде жалкого богомольца. Воины Друнгариевы извлекли его оттуда и с сыном отправили на ладье на остров Калоним, где после, по повелению Государя, присланному из Мисии, лишили обоих зрения, а имение их взяли в народную казну.
5. Таким образом, замыслы Льва Куропалата овладеть престолом имели ужасный и гибельный конец. — Россы выстроились (повествование опять начинается с того места, на котором мы остановились), вышли на поле и всеми силами покушались сжечь метательные наши орудия: ибо не могли стоять против свистящих их выстрелов; — и ежедневно множество их убиваемо было бросаемыми из оных ксамнями. Магистр Иоанн Куркуас, ближний родственник Государя, бывший тогда начальником при сих орудиях, увидя отважное
