защитный зонтик уплывает вперед на волнах времени. Вперед, Элиза!
Ручку на себя, морду — кирпичем, выхожу в холл. Все трое стоят спиной ко мне и задрав голову следят как под потолком бьется глупая ночная сова, которую чудесным ветром занесло в дом. Вскинув ТТ, одна из горилл коко-шит несчастную птицу, которая прикрыла пестрой грудью мою амбразуру. Кошкой, мышью, лисой шмыгаю мимо и бегом в подвал, по узкой лесенке. Поворот. Еще один поворот. Здесь горит свет, тихо, раскаты грома почти не слышны. Открываю золотым ключиком дверь Карабаса-Барабаса. Руки дрожжат. Главное не терять взятый темп — двигаться под зонтиком удачной минуты —ни быстро и не медленно… за роковой дверью кабина обычного лифта. Ступаю ногой на квадратный пол. Все, Лизок! Рубикон перейден. Назад дороги нет. Изучаю панель. На ней всего две кнопки: вверх и вниз. Жму — вверх. Ноль внимания. Тогда вниз. Лифт звякнул и мягко пошел вниз. В зеркале на стенке вижу свои затравленные глаза обозленной кошки. Шерсть стоит дыбом. Стоп! Выхожу из лифта в сверкающий светом коридор. Кругом белый кафель, как в больнице. Лифт прервал ритм моего передвижения. Отстаю от зонтика не меньше, чем на минуту. Бегом, вперед! Догнать спасительную тень. Я бы уже шла во-он там! Припустив за собственным призраком, я вдруг с размаху вылетаю над длинный балкон, который идет вдоль стены большого залд. Матерь божья! Это была сплошная мертвецкая. Голые мертвецы на цинковых столах! Семь молодых женщин. Отвисшие груди. Вывернутые ноги. Страшные лобки. Еще одна — со вспоротым животом — висит на крюке вдоль стены. Крюк поддет под подбородок так глубоко, что из мертвого рта выглядывает стальное острие. А на операционном столе, над последним трупом, возятся два белых халата в пятнах крови. Достают из нутра что-то сизое. Печень? Почки? И фасуют мясо в стальные термосы, откуда валит морозный парок. В мертвецкой холодно, как зимой. И надо же! Живодеры заметили мое ошпаренное появление на балконе. Они в растерянности. Не знают как реагировать на появление в столь поздний час. И все-таки я жена босса. Один поднял красную руку в резиновой перчатке и посылает воздушный поцелуй. Второй колеблется: команда дана на абсолютную тайну, любой свидетель — это покойник. Мои ноги прилипают к полу. Тело отказывается подчиняться. Они видят, что я шокирована.
Внезапно мертвец на крюке срывается на пол и страшно вскрикнув — распоротый человек, голая косматая девушка бежит по кафелю сплошь залитому кровью. Наверное, я спятила. Обожралась таблеток. Такого не может быть. Орущий покойник добегает до стены и ударившись со всего разбега об кафель падает на пол. Мои живодеры, опешив, кидаются следом. У обоих в руках хирургические тесаки. Перевернув труп на спину, они начинают наносить адские удары лезвиями по грудной клетке, где и так нет живого места, так все распорото… Только тут я очнулась от ступора и машинально шагаю вперед, мое тело — тоже покойник. На автопилоте добираюсь до конца балкона и иду до конца коридора, откуда двигаюсь то ли вверх, то ли вниз. Поворот. Еще один коридор. Я шагаю вслепую: падла Марс! Я то думала, что твой бизнес — оружие. Но дверь вела в подпольную лабораторию консервированных потрохов. И теперь я знаю об этом! И отныне повязана с Марсом живой кровью. Вся эта несчастная падаль вполне в духе его мрачной души, с тягой к самоубийству. Держись, Лизок, теперь уж ты точно обречена и пощады тебе не будет!
Только тут на меня накатывает приступ тошноты, и содержимое желудка выворачивает на пол.
Я потеряла темп и сбилась е ноги. Зонтик удачи уплыл далеко вперед. Я отстаю от незримого 'я' минимум на пятнадцать минут — уже не догнать. Я озираюсь в поисках выхода и слышу неясный шум текущей воды. Внимание! Вода для меня всегда была выходом из положения: по морю меня увезли от опасности, к воде вез свою девочку мой отец, в воде меня поцеловал дельфин в ночь баккара… Я огляделась и увидела под ногами люк. Когда мне удалось поднять крышку, шум стал ясным и полным. Посветив фонариком в круглый колодец, я увидела лоснистый бок бегущего потока. Это тонель для проточной воды, который питает бассейн первого этажа и открытый бассейн за домом. Спасай, вода! Держась за скобы, мухой , спускаюсь вниз, предусмотрительно закрыв люк. Фонарик, мой маленький дружок, висит на шнурке вокруг шеи и смело колет лучом кромешную тьму, ободряет беглянку: держись, Элиза, мы заодно.
Кто сегодня так мне помогает: Бог или дьявол? Ветка в стекло, сова, напуганная грозой, бегущая по кровище девушка, гроза, наконец… Скобы уходят в глубину. Это чистая речная вода. Она пахнет тиной и илом. Она мчит под куполом тоннеля в черную неизвестность, но главное — прочь от проклятого дома. Слава Богу, уровень воды не достает до каменных сводов — можно плыть. Я отпускаю скобу и быстро плыву в быстрой прохладной воде. Только бы не было крыс! Ужасно боюсь, но плыву легко и отчаянно. Фонарик тускло светит в воде, насколько хватит тебя, дружок? Я уже вижу впереди неясное пятно света. В нос ударяют запахи леса. Грозы не слыхать, но земля и трава так отхлестаны розгами, что слышен дух глины, пар смытой смолы, пьяный букет прелой листвы. И рраз! С размаху ударяюсь о решетку… вода стремит дальше свой бег. Любое промедление для меня — смерти подобно. Я знаю, живодеры уже сообщили, что видели меня на балконе — в доме тревога! От удара мой храбрый дружок гаснет и умирает. Я чуть было не расплакалась от досады. Все попытки расшатать решетку, или найти слабое звено в своде — безуспешны! Как ни тепла летняя вода, я уже начинаю мерзнуть. Плыть назад к люку — против стремительного течения — нет сил. Напор слишком силен. Держусь руками за решетку. Так вот ты где найдешь свой вечный покой, Лизок! Бедный, бедный Лизочек… тут, в минуту невольной передышки, я наконец понимаю, зачем Марс вручил мне проклятый ключ от мертвецкой… да чтобы больше не щадить тебя, дура! Отрезать пути к собственной жалости, все-таки он по-своему, но любил тебя, мокрая курица! Внезапно что-то мерзкое, живое, сырое, мохнатое, мокрое, черное, тяжелое, и молчащее бьет меня в спину. Оглядываюсь. Уйя, крыса! Мамочка моя! В ужасе я начинаю истошно орать и хлопать руками… Крыса вильнула в сторону и, перебирая в воде куцыми лапками, устремляется сквозь ячейку в решетке и уплывает, волоча за собой по воде голый жирный хвостище.
Паника приводит меня в чувство. Набрав воздуха, я ныряю в воду и исследую стальной переплет под водой. Тщетно! Ни малейшей лазейки. Неужели конец? Вынырнув на поверхность, собираю в комок все свои силы: не психуй, Элиза! Не дергайся, дура! Должен быть выход. Должен! Иначе, к чему люк? Зачем вбиты скобы в стенку колодца? Да затем — чтобы можно было спускаться к воде. Этим тоннелем пользуются. А раз— так, значит решетка подъемная. Значит тут в стене прячется проклятая кнопка, которая приводит в движение западню. Ищи! Я внимательно оглядываю стену из все тех же кафельных плиток. Если защитой руководил сам Марс, то он наверняка упрятал кнопку под… под ту плитку, которая находится слева, в среднем ряду! Как конфету в коробке отравленных трюфелей. Это место кажется ему самым незаметным. Третья слева! Вот она, сучка! Жму изо всех сил и, отскочив, плитка открывает квадрат кнопок. Как на кнопочном телефоне. Нажмешь неверную комбинацию цифр — дашь сигнал тревоги на пульт охраны… Какие нажимать цифры? Вода заметно прибывает. Это гроза внесла свою лепту смерти. До свода едва ли полметра. Туши свет! Еще немного и голова станет елозить по потолку, а это конец… 1? 2? 3? 4? 5? 6? Ага, шестерку Марс любит. У него две шестерки на номерном знаке любимой машины. А одна из любимых присказок: кругом Г6. Шестнадцать! Это говорится в минуту досады. А досады Марса для тебя, Лизок, путь к победе. Итак: 6 и 1… но в какой комбинации? В паре или тройке цифр? И в какой последовательности? Думай, дура, шевели мозгами! Вода уже заливает цифровую панель! Мне кажется, что сейчас мозги брызнут из ушей от напряжения. И тут меня осеняет: если кругом шестнадцать, значит шестерки окружают единицу, значит код в башке Марса сложился в такую вот группу цифр: 6, затем 1 и снова 6.
616-! Сезам, откройся. Жму на кнопки и — ура! — проклятая решетка пошла вверх. Путь свободен! Я нырнула, не дожидаясь пока стальные зубы уйдут в потолок.
Поток воды выносит меня на свободу.
Выныривая на поверхность, я целую глазами луну. После затхлого тонелля, свежий ветер непогоды кружит голову. Смылась! Гроза ушла в сторону, небо очистилось, но во всю ширину, кое-где еще видны рваные лохмы мрака. Буквально через минуту поток раздается в ширь, разливается чернильною гладью, начинает мелеть, и вот я уже бреду по колено, по гальке, через речной перекат, сверкающий жилами света. Оглядываюсь назад — мрак ночного леса, стена стволов над водой… однако как далеко меня унесло! Никаких признаков жилья. Мне казалось, что знаю окрестности назубок, но сейчас никак не могу сообразить, где я?
Выбравшись на берег, я раздеваюсь догола, выкручиваю джинсы, выжимаю сырую рубашку, выливаю воду из кроссовок, проверяю рюкзак… все на месте. Как ужасно вновь влезать в мокрую одежду. Мурашки по коже. Бррр! Вновь оглядываю окрестности, благо луна дышит в затылок дружеским заревом света. Ну и дела. Мне абсолютно незнаком ни этот глухой лес, ни эта широкая лесная река в нйвесах елочных лап, ни галечный плес, на котором зловеще чернеют коряги и пни с корнями как мертвые змей! Даже луна в вышине
