– Нет, не надо.
– Вот и славно. Чаю, может, хотите?
– Хочу и покрепче.
– Это – пожалуйста, однако чай-то мой травяной, бодрит непривычно, без кофеина. Эффекта встряски- то не ждите.
– Ладно, пусть без кофеина, встряски и так довольно. Значит, вы – колдунья.
– Нет. Я – ведьма. Это разные вещи. Ведать, ведьма – слова однокоренные. Я знаю больше, чем другие, вот и всё. Колдунья, колдобина – тоже звучит похоже. Колдовством пользоваться – всё равно, как по колдобинам по жизни скакать, весь зад отшибёшь. Колдовство – это дилетантство. А я мудрая женщина.
– Главное – скромная.
– Ничего смешного. В данном случае, я считаю ложной скромность, которая скроет от вас истину.
– Ну, да. А истина-то, простите, в чём? В том, что на парне, нарядившимся в юбку, растут рога. Так мало ли уродов-то на белом свете! Лохматые, как у животных тела, даже лица, хвосты, лишние сиськи – всё это уже было и до вас известно. Что здесь нового, ведьма?
Ольга Ивановна, отдохнувшая и подзарядившаяся, улыбаясь, выплыла со своего места на самое видное для гостя место и проявилась. Чувствуя себя, как минимум, звездой Бродвея, под восторженными и благодарными взглядами Евдокии и Певца она сначала надвинула подбородок на нос и, шамкая беззубым ртом, изобразила юродивую; потом сыграла порнозвезду и призадумалась, что бы такое продемонстрировать ещё.
– Хватит, дорогая, хватит. Спасибо тебе, садись, отдыхай. А вам, уважаемый, ещё что-нибудь показать?
Певец под столом игриво коснулся копытом ноги учёного. Длинная и мощная, лохматая, с костяным наростом, нижняя конечность, высунувшаяся из-под стола и по балетному грациозно водрузившаяся на скамью рядом с Виктором Владимировичем, лишила последнего дара речи. Евдокия успокаивающе, опять отвратительно нежно, как с умалишённым, говорила:
– Не переживайте, не переживайте. Будет ещё много других истин. Очень много. И все их надо будет принять, переосмыслить, творчески ими воспользоваться. Вы очень много ещё узнаете, много увидите, а пока, вам надо отдохнуть, поспать. Я вам постельку постелю, а потом и домой провожу.
Ей вторили ленивые мысли в заторможенном мозгу: «Баба Яга добра молодца напоила, накормила, баньку натопила, спать уложила, дорогу показала.»
Было уютно и спокойно, как в детстве. Чистая, свежая постель ласково приняла обессилившее тело, и Виктор Владимирович провалился доверчиво в светлую бездну.
Мишка довольный и уставший созерцал результаты своих экспериментов.
Стоящая на краю леса старая сосна, мощная, величественная, прямая, была выбрана им в качестве ловушки для всякой нечисти. Представив, что всякая тёмная шушера, любой масти, специально ли, случайно ли, пробегающая недалеко, или желающая попастись на дачных участках, будет притягиваться этим деревом и оставаться привязанной к нему навсегда, мальчик был очень горд своей выдумкой. Тем более что у лесной красавицы уже топтались в недоумении несколько тёмных, невыразительных силуэтов. «Работает!» – восторг всколыхнул пространство вокруг сосны, и серые уродцы исчезли. Неудача заставила Мишку переключиться на поиски недостатков собственной идеи. «Может, их надо сразу убивать, чтобы они не могли сбежать?» – эту мысль мальчик подкрепил тщательным детализированием процесса умирания астральных провокаторов в своём воображении.
Через неделю красавица сосна резко пожелтеет и засохнет.
Позже бабушка и мама, приводя в отчаяние своим состоянием юного экспериментатора, будут искренне сокрушаться такой потере для леса, выдвигать различные версии причины гибели дерева, грустить. На фоне бушующей зелени смешанного леса мёртвое старое дерево станет выглядеть толи настораживающим предупреждением, толи грозным напоминанием о недопустимости подобных ошибок.
Это была абсолютная реальность. Не понимая пока, как именно он оказался возле собственного дачного дома, Виктор Владимирович устало поднимался по высоким ступеням на мощное, под высоким навесом, добротно сложенное из толстого бруса, любимое крыльцо. Никого из домашних поблизости не было видно. Весомая, полная благородных белых грибов, корзинка, поставленная перед входной дверью, почему-то выглядела неуместно и щемящее одиноко. Стянув с большим трудом с влажных от пота ног резиновые сапоги, досадливо пнув в сторону утомившую ношу – корзину, ощущающий будто бы новую энергетическую наполненность знакомого пространства, настороженный, словно зверь на охоте, хозяин входил в свой дом.
Стало страшно, по-настоящему, как в логове мощного, беспощадного врага, схватка с которым не планировалась, но стала неизбежна. Итог столкновения очевиден, но ранее не рассматривался. Что-то похожее на болезненное прозрение ужасом выходило из подсознания.
Онемевшей рукой потянув на себя дверь, навалившись телом, которое также стало непослушно, на дверной косяк, с большим трудом внедрил свою голову в плотную атмосферу террасы. Казалось, сам воздух изменил свои физические свойства, став прозрачной резиновой массой. Терраса была пуста и одинока. С высоты встревоженной души тоска свалилась на уставшее тело. Ведомый недобрыми предчувствиями, из последних сил передвигая ноги, чувствуя, как ужасом пропитаны нервы, шаг за шагом приблизился он к ведущей в гостиную двери. Ценой неимоверных усилий своим весом вдавился в пространство центральной комнаты и на мгновение испытал облегчение, увидев живыми и здоровыми всех своих домочадцев. Радость вспорхнула глупой бабочкой, летящей в костёр, и исчезла мгновенно, наткнувшись на процесс переосмысления происходящего. Все трое висели в воздухе. Стеклянными, бездушными глазами сканируя пространство вокруг себя, каждый держал под прицелом лучей, исходящих из расставленных в стороны рук, двух других, всем свои видом давая понять, что не допустит и малейшего движения. Все казались почти равными по силе. Правда, маленький внук держался вроде бы равнодушнее и увереннее женщин. Это было противостояние, очевидно. Виктор Владимирович проснулся.
У печки копошилась Евдокия. За столом беседовали мужчина с голым торсом и полупрозрачная беззубая бабка. Сознание с трудом втискивалось в новую реальность.
– Час от часу не легче!
