Пятница. 07:27
Папа перемещается очень быстро и тащит меня за собой, я болтаюсь, как щенок на поводке, только вместо веревочки его рука! Я едва не подвернула ногу, скатываясь по крутой лестнице, и только когда мы притормозили в гостиной, осознала, что мне очень повезло.
Я уснула одетой!
В гостиной толпилось полно народу — кроме крестного, папиного адвоката, пары охранников я здесь мало кого знаю. Выглядят они недобро, как будто собрались брать приступом областную администрацию. Кто в камуфляжных штанах и сапогах, кто в защитных куртках с множеством карманов и черных трикотажных шапочках или водонепроницаемых жилетах. Вон мелькнула чья-то кобура, армейские погоны, дребезжали молнии на сумках и чехлах, звонко щелкали замки в специальных чемоданчиках, из них вытаскивали ружья, у приземистого мужика на синей куртке буквы «МЧС»…
Кошмар! Потоп? Пожар? Война?
Я повернула голову к окну — за стеклом полыхало тревожное зарево. Всходило солнце — рыжее, лохматое, как моя голова.
— Что это такое?! — рявкнул отец, указывая на дневное светило.
— Рассвет? — неуверенно предположила я, осмотрела выставку сурово экипированных джипов, снова оглянулась на многолюдное сборище, продолжавшее громыхать и суетиться, и успокоилась.
На сегодня Армагеддон отменяется.
Будет охота!
Изыски восемнадцатого века давно пали жертвой истории, джентльмены обходятся без плащей, шпаг и шпор. Английских скакунов заменили вертолетами, бескрайние леса — заповедниками, голландское кружево с манжет — камуфляжем, загонщиков — оптическими прицелами, а грумов упразднили за ненадобностью.
В остальном патриархальная традиция сохранилась.
Папа собирается на охоту и хочет обнять единственное дитя на прощание…
Очень трогательно!
Только будить меня из-за такой малости было совсем не обязательно.
— Ника, я тебя спрашиваю не про рассвет, а кто повесил это безобразие? — заорал отец и подтолкнул меня к окну.
Со второго взгляда я обнаружила, что как раз за нашим забором, там, где еще недавно безмятежно размещалось изображение глазированного сырка «Сладкая долька», появился совсем другой баннер с кадром из фильма — между суровым лицом Высоцкого-Жеглова и хитрой миной Евстигнеева отчетливо и крупно читалось: «ВОР должен сидеть в тюрьме!» И совсем меленько — телефоны некой юридической ассоциации.
— Я не знаю…
Я действительно не знаю. В моем плане размещения рекламных материалов такого изображения нет. Но, сказать по-чесноку, подозреваю, кто мог освоить технологию передачи знаковых сообщений посредством наружной рекламы и самовольно поменять изображения. Вполне возможно, Андрей вдохновился моей похвалой «рекламного поздравления», поделился находкой со своим враждебным родителю шефом и…
Но абсолютной уверенности в этом у меня нет, так что спешить объявлять о смутных предположениях пока не стоит. Папка и так взбеленился больше обычного — того и гляди вместо охоты на птиц и зверей объявит облаву на злополучного Дольникова.
Я не представляю, как надо поступить, чтобы хоть немножко успокоить отца, и на всякий случай предпочла соврать:
— Пап, это не «Магнификанта» щит…
— Так узнай, чей он! Кто мог такое устроить?
— Это очевидно: «Фемида-консалт» — фирма Дольникова, — объяснил родителю штатный правовед, рассовывая по карманам какую-то необходимую мелочевку.
Отец не зря тратится на адвокатов — люди они сведущие!
— Я его разорву за эту хамскую выходку!
— Плакат безвкусный, права на использование кадра из фильма — сомнительные! — Лида спокойно вынула из черного чехла винтовку, поправила оптику, посмотрела на папочку через прицел, аккуратно опустила оружие на стол и стала укладывать. — К тебе, Георгий, к тебе лично, какое этот плакат имеет отношение?
Папочка резко развернулся:
— Какое? Самое прямое!
— Нет, никакого. — Лида так же спокойно до самого подбородка застегнула замок на черной куртке, так что мне даже боязно стало, на кого собирается охотиться профессиональный снайпер — на певчих птичек или на дичь покрупнее? — и тихо добавила: — Шеремет, ты не вор, ты вообще несудимый…
— Да? А кто, по-твоему, вор?
— Я воров не назначаю! — Лида сверкнула, как раскрытая опасная бритва. — Ты сам прекрасно знаешь и Басаргина, и Полторака, и Валежного…
— С формальной точки зрения Лидия Григорьевна права, — снова вмешался отцовский адвокат, — Но, безусловно, Георгий Алексеевич, ваш фактический авторитет среди комьюнити намного выше, чем того же Полторака…
— Только не надо рассказывать мне байки про Полторака, я Бориса Данилыча давно знаю, он у меня по делу проходил…
— Предлагаешь мне заказать футболку с надписью «Я пыль на штиблетах гражданина следователя»?
— Прокурора!
Лида упрятала под черную шапочку последнюю платиновую прядку и так дохнула холодком с высоты должностного авторитета, что родитель разом заметно присмирел.
— Гоша, сделай выводы и не уподобляйся!
Стальная леди взяла отца за запястье, выше часов, и добавила чуть-чуть теплее:
— Сам подумай, кто такой Дольников? Он теленок, он даже не понимает, кто вор, а кто нет, его Полторак на порог не пустит. Поверь мне!
Я вспомнила Анрика, посочувствовала трудолюбивому труженику — ему приходится мириться со скучным, жадным, склочным начальником! И уточнила:
— Папа, а Дольников судимый? Он сидел?
Вероятно, с точки зрения неведомого «авторитетного комьюнити», мой вопрос — вершина комизма. Дим-Дим фыркнул и безнадежно покачал головой:
— Ника, кто его посадит? Он же шахматист!
— Шахматистов даже Сталин не сажал! — подержал крестного сэнсэй Славин.
Все дружно рассмеялись, Лида сдержанно улыбнулась, а папочка окончательно угомонился и хохотал дольше всех, потом спросил адвоката:
— У нас остался с прошлых выборов плакат, который висел около штаба?
— Да, у меня в гараже лежит…
— Давай вези его Нике, пусть развесят напротив супермаркета на Гагарина! — Папа вытащил кошелек. — Никуся, повесь быстренько, ладно? Я тебе заплачу за срочность…
Баннерная война клиентов приносит мне приличные дивиденды!
Я кивнула:
— Ладно!
Довольный папка обнял меня за плечи, заметил обновку и полюбопытствовал:
— Ника, что это у тебя такое?
— Подарок…
