подчинении, считает, что ему все можно. А я не сторонник таких методов. Я представитель старой школы — советской, и мне за это не стыдно. Я — гуманист, за каждой единичкой в статистике привык видеть живого человека. Ну, не будь я гуманистом — я давно позвонил бы Шеремету…
Иглин холодно посмотрел на Вика и тщательно вытер носовым платком ладони.
— Вы еще очень мало знаете своего работодателя, он человек с обостренным чувством справедливости! Учитывая все обстоятельства, вы не просто лишитесь работы, — он развернул газету перед Виком и отчеркнул ногтем нужную строку, — вы приумножите вот эту вот печальную статистику! Исчезнете. Вас просто не будут искать…
Изображение прервалось помехой и снова появилось. Заметно побледневший и очень испуганный Вик опасливо устраивался на стуле.
— Виктор Владленович, надо быть осторожнее! Мебель у нас старенькая, можете снова упасть и получить бытовую травму. Мой вам хороший, добрый, почти отеческий совет — не выносить сор из избы, а все подписать! Ведите себя разумно, и вы успеете на самолет, уже сегодня будете в Лондоне!
Я отвернулась.
Мне очень жалко Вика, но помочь ему я уже не могу — он сейчас летит в самолете в Лондон и скоро приступит к новым должностным обязанностям, а я смотрю видеозапись содержательной беседы, в которой Вику пришлось участвовать перед отлетом, и читаю аккуратно заверенные нотариусом долговые расписки.
— Огромное спасибо!
Александр Исаевич Иглин, известный в широких кругах как Берия, предпочитал скромный серый костюмчик полковничьему мундиру, кабинет имел опрятный и не по должности скромный, а деньги считал быстро, как банковский служащий. Пересчитал и выложил передо мной четыре американские сотни и двести фунтов в купюрах разного достоинства:
— Часы брать у него не стали — они новые максимум пятьсот долларов стоили, а остальные вещички очень скудные, — Александр Исаевич отечески похлопал меня сухой холодной ладонью по запястью: — Вероника, если вы хотите, чтобы эта история пришла к благополучному финалу, вам надо сказать папе…
— Сказать отцу, что Вик мне должен столько? — ужаснулась я и уверенно предположила: — Папа его сразу выгонит! И где же он тогда возьмет деньги, чтобы мне отдать? Он не богатый!
— Ника, для такой юной девушки вы производите впечатление разумного человека! Это у вас наследственное, — проникновенно улыбнулся Александр Исаевич, — Поэтому послушайте меня: я достаточно хорошо разбираюсь в людях и вашего папу знаю много лет, и знаю гораздо лучше, чем вы… Он человек эмоционально неустойчивый — это понятно, характерное свойство людей с синдромом ложной абстиненции, но тоже достаточно разумный. Зачем Шеремету держать вас здесь долго? Он же сам не может объяснить, в каком порыве привез вас сюда из Англии, не представляет, чем вас теперь занять, охотно выдаст замуж, отправит обратно и будет спокойно жить дальше…
Вот оно что?
Я замерла в изумлении, осознав, почему профессия психоаналитика так мало распространена в России — их давно заменила милиция. Когда у меня в следующий раз возникнут проблемы в отношениях с отцом или на меня накатит неконтролируемая фобия, я буду знать, что мне делать: звонить прямо милицию!
— Поскольку собственных средств у вашего молодого человека нет, — завершил психологический этюд Александр Исаевич, — выход у него только один — жениться на вас!
А еще лучше звонить непосредственно господину Берии на мобильный и услышать, как вкрадчивый голос произносит сакраментальную фразу: «Хотите поговорить об этом?»
НЕ ХОЧУ!
Увы, далеко идущие выводы ветерана следственной работы несколько запоздали. Со вчерашнего дня я не хочу говорить о замужестве, я вообще не хочу замуж! Ну, во всяком случае, за Вика. Я скромно и сдержанно улыбнулась.
— Вы напрасно беспокоитесь, Александр Исаевич. Пусть Виктор Владленович спокойно трудится и постепенно отдает — я никуда не тороплюсь. Так будет правильно!
И смущенно добавила, передвигая по столу деньги Вика:
— Как мне вас отблагодарить за… за участие?
— Ну что вы! — Иглин отодвинул деньги, стал протирать стареньким платочком очки и растроганно вспоминать: — По большому счету, это я Шеремету должен…
«Неужели еще с тех пор?» — удивилась я, но деликатно промолчала.
— Кем бы я был? Сидел бы в капитанах до самой пенсии… Тогда ведь было по-другому — это сейчас оторви человеку голову да и играй ею в футбол — мало кто заметит! А тогда резонансные дела сразу в обком докладывали, на повышение рекомендовали. — Мой собеседник ностальгически потянул носом воздух. — Вы, Вероника, на папу очень похожи, тоже умеете ладить с людьми! Шеремет всегда сам, без адвокатов с этим справлялся… Вероника, если вы останетесь здесь, отец смело может доверить вам бизнес. Тогда обращайтесь, не забывайте старинного друга вашей семьи!
— Всенепременнейше!
Я сгребла купюры в кошелек, свернула расписки пополам и опустила в сумку — в нарядную кожаную сумку с золотистым логотипом — и поскорее вырвалась из душного кабинета, от пыли и правды — под небо и солнце!
Суббота. Время отменяется
Выходной день
Я отправляюсь на прогулку.
Анрик пригласил меня посидеть где-нибудь, и я решила прихватить сумку — его подарок. Наверное, ему будет приятно. Единственно, купить Сане игрушку, или книжку, или фломастеры не догадалась! Я вообще не предполагала, что Анрик притащит ребенка с собой на свидание, но не огорчилась.
Андрей — образцовый папа, много возится с сынишкой, а Саня — рассудительный и славный мальчуган, он не меньше взрослых заслужил порцию чахлого осеннего солнышка. В порядке компенсации я купила малышу воздушный шарик на пластмассовой палочке, и мы пошли гулять в парк. Крошили булку утке, обжившейся в фиолетовой луже с керосиновыми пятнами, катались на каруселях под громкий визг менее воспитанных ребятишек, пока цивилизация не вторглась в патриархальную идиллию телефонным звонком.
Андрей запихнул вредное изобретение в карман:
— Потребзащита в магазин нагрянула… Даже в выходной им спокойно не сидится! Надо туда съездить; и мама на даче, придется Саню с собой тащить…
Жалко мне Саню — чего ребенку сидеть в подсобке?
— Саня, давай я за тобой присмотрю…
— Ага! — с оптимизмом откликнулся Саня.
А его трудолюбивый папаша виновато улыбнулся и стал расшаркиваться:
— Ника, спасибо тебе громадное! Он не будет баловаться, правда, Саня?
Анрик опустился рядом с малым на корточки, поправил ребенку шарфик, потом поднялся и стал инструктировать меня так деловито, что даже в его приятном, мягком голосе слабым эхом проступили нотки и интонации любимой мамочки:
— Только не корми его фаст-фудом и шоколадки ему не покупай — у него аллергия! Я постараюсь быстро вернуться и сразу его заберу…
Мои познания в педагогике очень ограниченные — чем можно долго развлекать мальца, даже такого вымуштрованного, как Саня, я не знаю.
Поэтому помогла ему пару раз скатиться с горки, понаблюдала, как он грустно следит за стаканчиками с мороженым, и спросила:
