Романовых и объемистым досье о состоянии вооруженных сил царской России.
Двух генералов связывала давняя дружба еще с того времени, когда оба они участвовали в интервенции в советском Приморье и Забайкалье. Теперь Араки работал в японской академии генерального штаба, слыл знатоком русского вопроса, и премьеру Танака было крайне важно услышать его мнение о меморандуме.
Араки несколько запоздал, приехал прямо из академии, в военной форме, без регалий, и только один орден «Золотого коршуна» — награда за многолетнее пребывание в России — сиял на его груди. Араки знал, что премьер-министр пригласил его для совершенно частной встречи, и тем не менее совсем не случайно выбрал именно этот орден.
Он бросил фуражку и перчатки на руки Хея и, громыхая саблей, прошел в кабинет. Араки был лет на пятнадцать моложе премьера, и это давало ему основание быть подчеркнуто вежливым и уважительно называть хозяина дома «сэнсэй», то есть «раньше родившийся», в смысле — почтенный учитель.
— Хотите саке? — спросил хозяин.
— О нет! Ничего горячего и крепкого, — возразил Такахаси. Он опустился на циновку и, обжигаясь, взял в руки о-сибори — горячую, влажную салфетку, которую подал ему Хей. — На конференции во дворце я чувствовал себя такой вот салфеткой — горячей и мокрой. Представить не могу, что там решили…
Такахаси, конечно, хитрил. Танака понял. Он приказал слуге подать чай и отпустил его:
— Сегодня ты мне не нужен, можешь спать… Закрой плотнее дверь.
Когда слуга вышел, премьер взял портфель и достал кипу исписанных листов.
— Я бы хотел, — сказал он, — познакомить вас с тем, что предназначено лишь для очей императора, и просить вас о великодушных советах.
Гости молча кивнули, Танака начал читать:
— «Премьер-министр Танака Гиити от имени Ваших многочисленных подданных вручает Вашему величеству меморандум об основах позитивной политики в Маньчжурии и Монголии».
«Для того, чтобы завоевать Китай, — читал он дальше, — мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того, чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные малоазиатские страны. Индия, а также страны Южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами. Мир тогда поймет, что Восточная Азия наша, и не осмелится оспаривать наши права. Таков план, завещанный нам императором Мейдзи, и успех его имеет важное значение для существования нашей Японской империи».
— Могу ли я, Танака-сэнсэй, делать замечания по ходу чтения? — спросил Такахаси.
— О да, это будет самым полезным, что только можно придумать.
— В таком случае мне хотелось бы высказать одну мысль. В Маньчжурии и Монголии, по сведениям дирекции Южчо-Маньчжурской железной дороги, запасы железной руды составляют больше миллиарда тонн, запасы угля — два с половиной миллиарда. Мы можем обеспечить себя железом и углем на семьдесят лет. Потом лес, алюминий, хлеб… Вот где сейсмическая устойчивость японской экономики! Это надо взять! — Рука Такахаси хищно взметнулась над головой и опустилась к столу, будто захватывая добычу. — Но сначала нужно объявить громко, что в этих районах мы не хотим ничего, кроме мира, спокойствия, тишины, что ответственность за тишину берет на себя Япония, что она не допустит никаких беспорядков… А тем временем мы будем внедряться, внедряться, внедряться… — Рука Такахаси теперь делала спокойные пассы, словно кого-то гипнотизируя. — Пусть наши офицеры, которых мы тайно пошлем туда, наденут одежду китайских крестьян, ремесленников, пусть они входят в доверие и покупают земли, а потом мы будем защищать эти земли, для этого пошлем войска. Вы меня поняли?
Араки возразил:
— Но это слишком долгий процесс, армия в состоянии решить все быстрее.
Такахаси снисходительно посмотрел на Араки, ответил пословицей:
— Кто торопится, тот дольше идет…
Танака снова склонился над рукописными страницами меморандума. Порой он отрывался от чтения, выслушивал воинственные замечания Араки или сдержанные, полные тайного смысла предложения Такахаси, делал пометки и снова монотонно читал текст, в котором излагал широкий план агрессии, рожденный еще в умах их далеких предков и не осуществленный ими. Вину за это Танака принимал на себя и свое поколение. «Если эта задача до сих пор не выполнена, — писал он божественному императору Хирохито, — в этом вина ваших слуг».
В стране, где так высоко развит культ предков, где духу их поклоняются в храмах, проще всего привлечь людей к соучастию в агрессии, ссылаясь на зов предков. Но роль исполнителей заветов императора Дзимму принимали на себя теперь представители современных промышленных монополий, банков, армии, военного флота, которым тесно стало на островах, и они, задыхаясь в тисках экономического кризиса, рвались на просторы азиатского континента, готовые скрестить оружие с любым, кто станет наперекор императорскому пути Кондо. Об этом горячо заговорил Араки, возбуждая себя собственными словами. Его маленькие острые глазки горели недобрым огнем в глубине пещерок-орбит, и широкие ноздри раздувались так, будто перед генералом уже стояли враги. Араки сказал:
— Наша оборона не может ограничиваться Японией, она должна включать пути, по которым страна пойдет к своему будущему. Врагов Кондо надо безжалостно отбрасывать, где бы они ни появлялись, пусть это будет Китай, или южные страны, либо опять Россия.
О Советской России Араки говорил особенно яростно.
— Приходится только сожалеть, что так успешно начавшаяся интервенция русского Приморья и Забайкалья закончилась нашим провалом. Дух предков не прощает нам этого… Танака-сэнсэй, я бы очень хотел, чтобы вы отразили в меморандуме одну мысль: наше продвижение в Северную Маньчжурию неизбежно приведет к конфликту с красной Россией. Чтобы обеспечить наши жизненные интересы на континенте, надо овладеть русским Приморьем, Сибирью и Забайкальем. Эту идею я постоянно внушаю офицерам академии генерального штаба, которым придется осуществлять путь Кондо.
Премьер Танака учел замечание Араки, сделал пометку в черновике меморандума. Чтение его подходило к концу. Танака взял последнюю страницу рукописи:
«Согласно заветам императора Мейдзи, наш первый шаг должен был заключаться в завоевании Тайваня, а второй — аннексии Кореи. То и другое уже осуществлено.
Теперь должен быть сделан третий шаг — завоевание Маньчжурии и покорение всего Китая…
Овладев всеми ресурсами Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, стран Южных морей, а затем и завоеванию Малой Азии, Центральной Азии и, наконец, Европы. Но захват контроля над Маньчжурией и Монголией явится лишь первым шагом, если нация Ямато желает играть ведущую роль на азиатском континенте.
Раса Ямато может перейти к завоеванию мира».
Было совсем поздно, когда Араки и Такахаси покинули загородный дом премьера. Их провожал вежливый и молчаливый слуга Хей, который так и не ушел отдыхать, пока в доме оставались гости. Весь вечер он просидел в каморке с чуть приоткрытой дверью. Хей отличался не только великолепной памятью, но и каким-то звериным слухом. Он был свидетелем почти всего разговора, происходившего в кабинете, слушал и запоминал его. Кое-что Хей уже знал из услышанного. Обрывки бумаг, которые он извлек из ящика с нечистотами, были набросками хозяина при составлении меморандума. Теперь ему был известен весь документ.
Через несколько дней Танака закончил работу над меморандумом и готов был отправиться во дворец, чтобы лично вручить его императору. Накануне он раньше обычного приехал домой, прочитал документ еще раз и вместе с копией положил в папку.
Утром, как обычно, Хей проводил его до ворот и стоял склонившись в уважительном поклоне, пока автомобиль премьера не скрылся за поворотом.
Перед тем как отправиться во дворец, Танака заехал в храм предков, чтобы сообщить им о решении, которое намерен осуществить. Храм, наполненный тишиной, принял Гиити Танака под свои своды, и он в приподнятом состоянии духа поехал во дворец, с твердой уверенностью, что души предков одобряют его решение.
Лишь после того, как закончилась церемония передачи меморандума императору, Танака заметил, что в его портфеле нет копии. Но она была еще сегодня утром, он сам вынул ее из сейфа и положил в папку. Но,
