– Тем более. Из политотдела армии двоих прислали. Два. Из штаба округа есть? Есть. Это три… Ты посмотри, что завтра у меня на НП дивизии будет твориться, – либо боем управлять, либо представителей принимать. Я уж заранее знаю, что скажут: у тебя, мол, направление главного удара, политическое обеспечение надо проводить. В чем? Чтобы на КП сидеть, фактики собирать для донесения? Донесения все писать мастаки. Особенно когда успех. Нет, раз ты политработник, к солдатам иди. Поживи с ними, за душу их возьми. Растолкуй, за что кровь проливать надо, за что, может, смерть придется принять… Так я говорю? Ты мне прямо скажи, не для рапорта!
– Ну, так не все ж такие, не все на НП отсиживаются.
– Ты на свой счет, Воронцов, не принимай. Про своих политотдельцев тоже не говорю. Они у нас иной раз где и не надо лазят.
В ротах живут. А вот представители ваши – вроде свадебных генералов. Отсидел положенное – и назад.
Андрей стоял уже одетый и затягивал поясной ремень. Спорить ему не хотелось. Он сказал:
– Глянуть со стороны – выйдет, что недолюбливаете вы нашего брата политработника… Ну, я пошел. Спасибо за чай!
– Ты не мели чего не надо! – Комдив начал снова сердиться. – Я сам коммунист. А на войне без дела сидеть нечего… Ты связного возьми, у нас поодиночке не ходят.
– Да нет, дорогу знаю, пройду.
– Не спорь, приказ есть. Ближе к роще Фигурной «кукушки» пошаливают. Вечером ничего, но все- таки…
Связной оказался из того батальона, в который Андрей собирался идти ночевать. Боец шел ходко, и Воронцов едва поспевал за ним. Краем лесочка вышли к болоту, свернули к артиллерийским позициям и снова пошли вдоль болота. Впереди, на финской стороне, к небу взмывали ракеты и медленно опускались вниз.
– Вишь, фонарей навешали. Боязно, знать, финнам-то…
Связной шел всю дорогу молча и только сейчас решил вступить в разговор.
В бледном свете ракет, похожем на лунный, но усиленном во много крат, открывалась унылая низменность, покрытая редким кустарником. Когда в небе загорелись сразу две ракеты и осветили местность, связной приостановился и пошел рядом с Андреем.
– Обождем, может, товарищ командир? Днем-то здесь из болота «кукушки» постреливают… – Боец испытующе посмотрел на Андрея, не сдрейфит ли его спутник.
Андрей понял.
– А ты как думаешь? – спросил он.
– Да мы-то что, привышные!
– Тогда пойдем, здесь уже недалеко.
Боец поправил на плече винтовку и снова зашагал впереди. Спустя несколько минут он спросил:
– Стало быть, бывали у нас, товарищ командир? А то в новинку-то боязно как-никак…
– Бывал. Комбат на старом месте живет?
– Там же в блиндажах и живем. Хоть обогреться есть где.
Связной говорил уже доверительным тоном, удовлетворенно поняв солдатским чутьем, что рядом с ним идет человек бывалый.
– Гляжу я, товарищ командир, – чудная здесь сторона. Морозы-то эва какие стоят, а болота гнилые, не стынут… Разведчики прибредут мокрущие все. Одежа колом на них, как в панцирях.
– А ты, видно, с Псковщины? Из каких мест?
– Точно, товарищ командир, – боец оживился, – из-под Новгорода, приильменские мы. Как это вы угадали?
Андрей усмехнулся.
– Раз «эва» говоришь, значит, псковской, скобарь.
– И то правильно, скобарями нас прозывают, по-старому если… А вы, товарищ командир, в каком же звании будете?
– Старший политрук я.
– Так, так! – уважительно проговорил связной.
Он хотел спросить что-то еще, но на тропинке выросла фигура часового.
– Стой. Кто идет? – вполголоса окликнул он.
– Свои!
– Пропуск!
– Граната! – Связной произнес это совсем тихо, почти шепотом.
– Проходи…
Андрей с бойцом пересекли линию надолб, торчащих из-под снега острыми полуметровыми зубьями. Спустились в обледенелый противотанковый ров.
