— На построение! — понеслась команда. — Строиться!
И тут на дороге показался всадник. Нахлестывая коня, он мчался к хутору.
У избы, где располагался на ночь с адъютантом Платов, казак соскочил с коня, топая сапогами, вбежал в помещение.
— Пакет, ваше превосходительство! Генерал Орлов приказал доставить вам как можно срочно!
«Опять новый приказ, — с тревогой подумал атаман. — Нет, бунта никак не миновать».
Стараясь унять волнение, вскрыл пакет, прочитал распоряжение и перекрестился.
— О, господи, опочил наш царь-батюшка! В ночь с 11 на 12 марта почил в бозе от апоплексического удара, — с трудом выговорил он и снова перекрестился.
Матвей Иванович сел за стол, не выпуская из рук бумаги, продолжал читать:
— Восшедший на престол император Александр Павлович повелел возвратить полки, жалует казаков тихим Доном и родительскими домами.
— Выходит, походу конец? — спросил он прискакавшего казака, не веря написанному.
— Так точно! У нас об этом только и разговоры. Ноне присягать будем новому ампиратору.
Матвей Иванович почувствовал, как с него сваливается многопудовая тяжесть.
— Конец походу. Ноне с места не тронемся. А завтра назад…
Так бесславно закончился поход в Индию.
Новый Черкасск
И еще важное для Платова событие произошло в том 1801 году. В конце мая казачьи полки возвратились из неудачного похода в Индию, а в июле неожиданно скончался атаман Войска Донского Василий Петрович Орлов.
12 августа на имя Платова, числившегося наказным атаманом, прибыл в Черкасск царский рескрипт. В нем указывалось: «По получении сего немедленно войдите в управление возложенной на Вас должности и по принятии до нее касающегося, сделав нужные распоряжения на время Вашего отсутствия, приезжайте в Москву, дабы там со мной увидеться».
Прочитав царскую бумагу, Матвей Иванович понял благоволение к нему нового императора, а стало быть, и вероятное пожалование должностью войскового атамана вместо усопшего Орлова. Было бы иначе, не вызвали б на коронацию.
«Нельзя терять время. Нужно поспешать», — решил он. И отдал чиновникам канцелярии приказ готовить все дела для согласования со столичными столоначальниками. И особливо написать бумагу относительно Черкасска. Расположенный на низком острове, он каждую весну заливался, и тогда прерывалась связь. Те, кто прибывал сюда по различным делам, подолгу просиживали в Аксае, выжидая спада воды. Да и в самом Черкасске жизнь замирала.
Прежний атаман просил у императора помощи; инженерные специалисты составили проект, по которому остров нужно было поднять на 17 футов. Это значило, что все существующие дома должны быть засыпаны по самую трубу, а на их месте построены новые. Когда подсчитали, во что обойдется, то не поверили: семь миллионов рублей!
Где же взять такие деньги? «Не лучше ли построить новый город?» — тогда еще запала мысль у Матвея Ивановича. С этим и поехал он теперь в Москву.
На третий или четвертый день пути он остановился на ночлег в придорожном леску. Не успел вместе с сопровождающими казаками расположиться, как подкатила коляска. Из нее вышел немолодой мужчина в партикулярной одежде. Полный самодовольства, представился: чиновник столичного ведомства.
— Позвольте-с поздравить вас, господин генерал.
— С чем поздравить, милостивый сударь:
— С высоким назначением атаманом Войска Донского-с.
— Откуда вам известно? Назначение ведь еще не состоялось.
— О-о, господин атаман. Земля слухами полнится. А слухи исходят от нас. Так что-с, можете не сомневаться. Вопрос решенный.
— Спасибо, сударь. А сами-то вы куда путь держите?
— По делам службы-с. В Воронеж. Дозвольте с вами заночевать. Одному в лесу небезопасно. На дорогах балуют с топориками, а спать на дорожной станции — избави бог!
— Милости просим, — отвечал Матвей Иванович. — Гостям мы завсегда рады.
Чиновник оказался действительно сведущим в делах не только столицы, но и двора. От вина он захмелел, стал не в меру разговорчив.
— Распрекраснейшей вы души человек! — расплескивая из кружки, тянулся он к Матвею Ивановичу. — Готов не только ночь, а всю жизнь пребывать с вами. Высочайшей честью и весьма памятной станет для меня эта ночь.
А ночь и в самом деле была чудной! В меру прохладная, с яркой россыпью звезд. Потрескивали сучья в костре, тянуло запахом хвои с примесью дымка.
Чиновник разоткровенничался и после очередной кружки, оглядевшись и приложив палец к губам, произнес таинственно:
— Хочу тайну-с вам поведать. Государственной важности. Другому — никогда, а вам доверяю. Нашего-то императора того… — Чиновник выразительно сдавил себе горло.
— Какого императора? Что сие значит? — недоверчиво произнес Платов.
— Императора… Павла… удушили-с.
— Что говорите! Он скончался от удара, от ап-еп-апле-тического, — Матвей Иванович едва выговорил это трудное и незнакомое слово.
— Нет-с! Уверяю вас, нет-с! — возразил чиновник. — Удушили-с.
— Кто же? Кто посмел такое?
Матвею Ивановичу и в голову не могло прийти, чтобы кто-то мог покуситься на жизнь самого императора. Да еще как! Удушить как простого смертного!
— А сотворили сие насилие Пален, да Зубовы, и еще Беннигсен.
Граф Петр Алексеевич Пален был военным губернатором Петербурга. В свое время в Валахии Платов служил под его началом. Знал он и Зубовых. Платон был последним фаворитом Екатерины, а его брат Николай — офицером. А с третьим братом одноногим красавцем Валерьяном участвовал в Персидском походе. Там же познакомился и с немцем Беннигсеном.
— Валерьян Зубов тоже был?
— Нет. Он отсутствовал. А Платон и Николай почти главные были. Уж очень их не любил Павел.
И чиновник стал рассказывать, как ночью 11 марта в Михайловский замок, тот самый, в котором император Павел принимал Матвея Ивановича и давал наказ на поход в Индию, тайно пробрались мятежные офицеры. Группа во главе с Беннигсеном проникла в спальню государя. Увидев пустую кровать, Платон Зубов едва не лишился речи. «Заговор провалился! Смерти не миновать!»
«Не может того быть, чтобы бежал, — произнес Беннигсен и со свечой в руке стал заглядывать в углы комнаты. — Ах, вот вы где, ваше величество!» — За ширмой со шпагой в руке стоял полуодетый Павел. «Конец пришел вашему царствованию. Императором провозглашен Александр», — сказал Беннигсен и потребовал у Павла шпагу. А тут в спальню ворвались офицеры и с ними Николай Зубов. Необыкновенной силы гигант ударил Павла зажатой в кулаке табакеркой в висок. И все на него набросились. Кто-то проломил голову эфесом его же шпаги, кто-то накинул на шею шарф…
Матвей Иванович перекрестился. Павел принес людям много зла. Не миновало оно и казаков. Он знал казачьего полковника, которого безвинного заточили в крепость. Сын полковника обратился к Павлу с просьбой поместить его в одну камеру с отцом, чтобы облегчить тому страдания. Павел выполнил просьбу: посадил сына в крепость, только отдельно от отца. Так и просидели они порознь четыре года: отец и его сын — кавалер Георгиевского и Владимирского крестов. Много пострадало от бесноватого императора людей. Вот и он, Платов, тоже провел четыре года в ссылке и заточении. За что?..
— А с Индийским походом, уважаемый Матвей Иванович, вам повезло! — продолжал чиновник. — Все
