Платов будто и не слышал одобрения: уставился вдаль, оценивающе вглядываясь в лежащие впереди холмы и лесные опушки. Остальные выжидательно молчали.
— Есаул Зазерсков! — позвал он командира сотни из атаманского полка.
— Слушаюсь, ваше превосходительство! — рявкнул рыжеусый есаул.
— Твоей сотне, Зазерсков, — наитруднейшая задача. Как ты самый сметливый — тебе и задача хитрая. Заманить французов нужно.
— Это мы зараз, — произнес тот, явно польщенный.
— Поедешь с сотней вперед версты на три, а может, и боле. Выберешь позицию на месте. И станешь там заставой. Как покажется неприятель, так по нему пали из ружей. Останови и не подпускай, пока поболе француза не накопится. А как соберутся, так начинай по этой дороге отходить. В схватку не ввязывайся. Выжди до поры, и казаков на сей счет предупреди. Ваше дело — заманить. Понял, Зазерсков? — генерал уважительно поглядел на есаула.
— Все понял, — отвечал тот.
— Ну то-то! Да не забудь вестового прислать, как дело начнется.
— Непременно! — в ответе слышалось не только удальство, но и готовность сделать все в точности, как требовал начальник.
— А теперь очередь Санджи Бадмаева. Эй, Санджи!
— Слушаю-с, — подал голос калмык на низкорослой, гривастой лошади.
— Твоей сотне укрыться во-от в том лесу, — указал генерал на видневшуюся справа от дороги опушку. — Сидеть там и ждать. И не обнаруживать себя прежде времени. А время твое — когда французы спустятся в ту балочку. Тогда и обрушивайся на них лавой. Твои молодцы умеют это.
— Ха! — воскликнул калмык. — Сделаем обязательно так!
— А ваш полк, генерал Иловайский, ударит по хвосту французов слева. А до того находиться в укрытии, там есть балочка.
Тут выступил адъютант Меншиков:
— Дозвольте ехать с сотней есаула Зазерскова?
Платов испытующе поглядел на офицера.
— С Зазерсковым не пущу. Тут нужна казачья хватка, а ты не казак. Вот в полк Сысоева — извольте.
— Благодарен и на том.
— Только будь осторожен, сударь, не рвись. Уж я-то знаю, как в первый бой скачут.
Высланная для заманки сотня заняла позицию на гребне небольшого перевала. Часть казаков спешилась и укрылась, а другая выбралась на гребень и залегла, чтоб удобней было целить из ружей. Четырех же казаков Зазерсков направил вперед дозором. Старший урядник Сивков — казак дородный, неустрашимый в бою. В одной схватке турецкий ятаган оставил на его щеке след.
Вместе с Сивковым поехал усач Андрей Кругалев — земляк урядника, еще Семен Борода — с черной окладистой бородой — и молодой казак Гаврила Карнаухов. В бою он еще не бывал, однако же в дозор сам напросился.
— Поезжайте не шибко далеко, вот до того дерева, — указал есаул на видневшийся вяз. — Если хранцуза не узрите, поезжайте трохи дале. А у дерева оставьте одного. Завидите неприятеля, шапкой дайте знать. Вот так. — Есаул Зазерсков сдернул с головы казачью фуражку, насадив ее на пику, поднял над головой. — А еще, Анисим, помни: от хранцуза сразу не тикай, помани его маленько, притяни на себя поболе сил.
— Само собой, — отвечал Анисим Сивков.
У вяза дозор, как требовал есаул, осмотрелся и, оставив Семена Бороду, поехал дальше.
Первым заметил всадников Гаврюха Карнаухов.
— Дядя Андрей! Никак хранцуз…
У лесной опушки ехали трое. Даже издали по незнакомой форме казаки безошибочно признали в них неприятельский дозор.
— Поедем трохи еще, будто бы не заметили, — решил урядник Сивков.
Но не проехали они и полусотни сажен, как на дороге показался в строю эскадрон.
— Вот теперь и начнем игру. — И урядник, засунув в рот пальцы, свистнул так, что его лохматый конек шарахнул в сторону. — Эге-гей! — закричал он и замахал фуражкой. И тут же направил в сторону неприятельского дозора.
— Да ведь это хранцузы! — закричал опять Гаврила.
— Поехали-поехали, — хлестнул коня Кругалев, держась урядника.
Неприятельский дозор остановился. Из леса к ним подъехали еще с десяток всадников. Посовещавшись, они, рассыпавшись по полю, помчались к казакам.
— А теперь поворотим назад! — Сивков хлестнул коня плеткой. Тот, как ошпаренный, сиганул и, взбрасывая комья, рванул к дороге.
За урядником, стараясь не отстать, поскакал и Гаврила с усачем Кругалевым.
— Не отставай, Гаврюха-а! — кричал тот, пришпоривая коня.
Гаврила оглянулся: за ним мчались в пестрой форме всадники. Потом послышались выстрелы, и одна пуля пролетела над самой головой парня, едва не задела. А может, так ему показалось.
Но тут из-за дерева выехал Семен Борода с ружьем и пальнул по французам,
— Борода! — вскричал урядник. — Нашим дал знать?
— А то как же!
— Тогда тикай!
Теперь уже за ними пустились в погоню и всадники из того эскадрона, что двигался по дороге.
Бешеная скачка продолжалась до гребня, где находилась сотня есаула Зазерскова. Здесь залегшие казаки встретили преследователей залпом из ружей, остановили их.
Это был авангард колонны генерала Турно, состоящий из польских улан, предводительствуемых ротмистром Суминским. Как и многие служившие у Наполеона польские шляхтичи, ротмистр был самоуверенным и даже с долей спесивости человеком.
Пока уланы, не смея атаковать русских, гарцевали на своих поджарых конях, подскакал и сам ротмистр.
— Ну, что стоите, пся крев! Испугались горстки каких-то…
Он не договорил. Из-за гребня выскочила сотня всадников на лохматых низкорослых конях и понеслась прямо на великолепных по виду улан.
Они неслись, выставив вперед длинные пики и пригнувшись к головам коней. Полощились на ветру длинные гривы и хвосты степных скакунов, и, казалось, эту устрашающую лаву ничто не могло сдержать.
— К бою! Клинки вон! — крикнул ротмистр. Заиграл рожок. Но казаки врезались уже в строй. Гаврюха еще издали заприметил усатого улана. Забыв обо всем и не видя ничего, кроме этого всадника, парень выставил далеко вперед пику, целя острием в грудь.
Но улан уже поднял в замахе саблю. Парню, однако ж, удалось поразить врага раньше. Выпустив оружие, улан вылетел из седла. Если бы не ремешок на локте, наверняка бы пика выскользнула из руки казака. А рядом с Гаврюхой рубились Семен Борода и Андрей Кругалев.
Поразив улана, Андрей заметил чернявого и жилистого офицера. Конь под ним горячий, верткий. И офицер — умелый всадник.
«Вот бы достать такого конька! — пронеслась у казака мысль, и он ударил в бока своего гнедка. — Дротиком его ссажу». — И выбросил вперед пику.
На солнце блеснуло трехгранное острие-копейцо, насаженное на конец.
— Гей! Гей! — устрашающе крикнул Андрей, несясь на офицера.
Однако тот не испугался, увернулся от пики, а потом полоснул своей саблей по ратовищу так, что верхняя ее часть с металлическим наконечником отлетела напрочь.
— Ах, ядрить твою! — обозлился казак. — Ну уж погодь!
Бросив обломок, он выхватил из ножен саблю.
В бешеной схватке они оттеснили других и возле них образовалась площадка. Всадники кружили на
