— Сгинь, нечистый! — Завопил он, воинственно размахивая костяной иглой. — Эй, калика, здесь какой- то урод пришел. Толи медведь, толи человек…
— Не шуми, Доробей, — одернул домового Северьян. — Это не медведь, это верховный волхв Белоян.
— Совершенно верно, — прорычал волхв. — Приятно познакомиться. Никогда не видел, чтобы домовой так привязывался к человеку. Обычно домовые нелюдимы и избегают всякого общения.
— Я не все, — буркнул домовой, не решаясь выйти из-за лучины. Но иглу спрятал.
Белоян перевел взгляд на Северьяна. Кивнул князю, мол, можешь оставить нас одних. Владимир понял, на что намекает волхв, и с видом уязвленного гордеца покинул трапезную. Верховный спокойно вздохнул, взял другой стул, сел напротив Северьяна.
— Ну, здравствуй, убийца.
— И тебе доброго здоровья, волхв.
Убийца самым натуральным образом насмехался над Белояном. И волхв это чувствовал.
— Зачем ты вернулся? — Продолжил Белоян серьезно.
— Я связан словом. Никто не давал мне права уйти.
Белоян нахмурился.
— Я поражен! Ты действительно странный человек, Северьян. Но почему тебя не было, так долго?
— Загостился у древлян, — неопределенно ответил тот. — И обратная дорога не обошлась без приключений. Да, вы бы занялись лучше делом, да повывели нечисть из окрестных лесов. Я в меру возможностей, сам занимался этим… но моих сил не хватает…
— Как-нибудь в другой раз, — отмахнулся Белоян. — У нас проблемы посложнее…
Северьян нахмурился, скинул капюшон, так что стало видно его лицо, серое, изможденное, скулы выпирают, глаза пустые, безумные. Белоян отшатнулся.
— А ты изменился.
— Жизнь меняет, — бросил Северьян. — Так в чем же дело?
— Царьград шалит, — начал волхв. — Базилевс совсем совесть потерял. Натравил магов, насылает на нас то наводнения, то засухи, да так, что даже боги гневаются.
— Гневаются, но не помогают. Это на них похоже, — хищно улыбнулся Северьян.
— Боги лишь созерцают. Это их право. Но Базилевс перегнул палку.
— И кто же его остановит? — Подозрительно прищурился убийца.
— Ты! — Гордо сказал волхв. — Лишь тебе, избранному, под силу сделать невозможное.
— И что же мне предлагается? Убить Владыку? В таком случае ты явно переоценил мои силы, волхв. Я, конечно, пойду, но паду раньше…
Белоян перебил его.
— Никто не просит тебя убивать. Все что нужно, это выкрасть талисман Базилевса. Сила его в Белокамне. Украдешь камень, и Русь освободится от ига Царьграда. Освободишься и ты…
— От ига Царьграда? — Передразнил Северьян.
— От слова, данного Владимиру. Я тебе обещаю.
Северьян резво вскочил с кресла. Подпрыгивающей походкой хищника пересек комнату, встал возле окна.
— Заманчивое предложение. Полная свобода взамен… Впрочем, у меня нет выбора. Итак, рассказывай, все, что знаешь об этом твоем талисмане и… остальное потом.
Белоян ухмыльнулся, обнажив острые огромные клыки. Он и не надеялся столь просто решить эту проблему. Всегда испытываешь облегчение, когда перекидываешь непосильную ношу со своих плеч на плечи другого. И плевать, если тот, кому ты ее отдал, сломается, не выдержит. Это уже будет его проблема.
— С тобой легко иметь дело. Так слушай. Белокамень хранится в Царьградской сокровищнице. Его не найдешь просто так, надо постараться… и проникнуть в святая святых Владыки. Сам Белокамень похож на обыкновенный булыжник, размером чуть больше твоего друга, — волхв бросил взгляд на домового.
— Я не булыжник, — буркнул Доробей, но из-за лучины так и не вышел.
— Теперь мои требования, — решительно молвил Северьян. — Если я вернусь живым, мне нужна полная свобода, безо всяких ограничений. Деньги тоже не помешают, но сумма — вопрос отдельный. И, конечно меч и прочая амуниция на мой выбор. Последнее не обсуждается.
— Я думаю, это не сложно устроить, — согласился Белоян. — Но зачем тебе деньги? Я думал, что свобода для тебя…
— Надеялся, что я себя убью, — сощурил глаза Северьян, — не так ли? Но хочу тебя огорчить, волхв. У меня появился вкус к жизни.
— Ничего, — криво усмехнулся Белоян. — Это путешествие у тебя его отобьет.
Глава 23.
Утро выдалось холодным и пасмурным. Дождь то стихал, то возобновлялся и лил с новой силой. Но вопреки непогоде, Перелесье гудело, как растревоженный пчелиный улей. Здесь, на взмокших суматошных улицах царила базарная суета. Ярмарка, как ей и полагается, работала, несмотря на смерчи, тайфуны, снежные бури и засухи. Это было больше, чем просто покупка вещей и продуктов. Для жителей Перелесья сие скорее, походило на ритуал. Люди с корзинками и котомками ходили от прилавка к прилавку, важно интересовались новинками, торговались, ругались, в общем, отдыхали, как умели. Здесь же сновали стражники, проверяли, верно ли ведется торговля, разнимали дерущихся и следили, как могли за порядком.
Данила втиснулся среди двух крупных баб, оттолкнул дерущихся из-за леденца мальчишек, и пошел в сторону жилых кварталов. Здесь было тихо и безлюдно. Редкий пес пробегал мимо, голодно озираясь, уже не торопился гавкнуть на случайного прохожего. Когда стихия начинает буйствовать, все живые твари сплочаются, по крайней мере, относятся друг к другу куда дружелюбнее. Данила только вернулся из Искоростеня. По дурости ли, по уму большому предпочел возвращаться нормальной дорогой, вспоминая зачарованный лес недобрым словом. Но дороги размыло, да так, что повозка завязла по самое некуда. Даже коня пришлось бросить, и взять с собой лишь самое необходимое. Потому в руках витязя остался лишь верный меч, подаренный воеводой Искоростеня на прощание, мешочек с золотыми, да котомка с баклажками, запасом пищи и сменной одеждой.
В Перелесье Данила вернулся с единственной целью. Здесь его ждала невеста, золотоволосая красавица Люта, девушка с которой витязь готов был связать всю свою жизнь, но боялся признаться в этом даже самому себе.
Возле ее невысокого терема цвела пышными цветами яблоня, вот уже из года в год дерево исправно плодоносило. Все вокруг удивлялись, лишь Люта мило улыбалась и говорила, что в дереве этом живет душа Лютиной бабушки, коренной древлянки.
— Эгегей, есть кто дома? — Весело закричал Данила.
Дверь заскрипела, отворяясь, и на порог вышла мать Люты. Женщина она была статная и даже сейчас могла бы захомутать любого мужика, но после смерти мужа, погибшего от рук степняков, так больше и не вышла за муж. Но сейчас она отчего-то выглядела постаревшей, какой-то осунувшейся. Неужели люди могут так быстро стареть? Наверное, все-таки могут, если на то есть причина, — решил Данила.
— Доброго вам здоровья, матушка Дарья, — поклонился витязь. — Дома ли Люта, невеста моя нареченная?
— Люта пропала… — тихо сказала женщина. И тихонько заплакала.
Данила сидел рядом с несчастной матерью, которая никак не могла взять себя в руки, и не знал что сказать. Неловкость сковала его язык, обездвижила руки. Он все еще не верил в происходящее. Люта пропала? Но как она могла пропасть? Нет, не может быть. Может, просто вышла ненадолго задержалась, а мать волнуется.
В доме что-то неуловимо изменилось. Вроде все предметы обихода и неказистая мебель, остались на месте, но что-то навсегда ускользнуло. Не хватало того маленького, неприметного, но столь необходимого уюта. Почему, куда он исчез? Этого Данила не знал и не мог знать.
— Давно ее нет? — Ляпнул он невпопад.
Женщина подняла полный тоски взгляд.
