После этого Вэй Сюэли спокойно вышел, отряхнул рукав свитера и сказал:
— «Проходя мимо винной лавки». Ван Цзи.
Со стороны русского переводчика это действительно была удача. Ван Цзи даже, вероятно, не подозревал о возможности такой заоблачно длительной жизни и долго гремящей славы.
Пока никто не успел ничего сообразить, Саюри припечатала все это своей лягушкой.
И сейчас же после этого иранский студент Моджтахеджаберри со своим Саади, Хафизом, розой и соловьем пролил на все это такой елей, который удачно растекся по аудитории и как-то дипломатически смягчил все острые углы, абсолютно все.
«Персидская поэзия, — сказал об этом Ди, — в большей степени поддаётся переводу». Оставим это спорное высказывание на его совести.
Вторая Мировая война для китайского народа точнее была названа анти-японской, потому что японцы окупали половину территории Китая, убили сотни тысячи невиновного китайского народа, ограбили самые ценные вещи в нашей истории и культуре, поджигали бессчетные деревни и поселки. Но китайский народ никогда не сдался, мы воевали всеми силами, делали все что смогли для того, чтобы японские оккупанты приехали живым а остались мертвым.
Оффицально анти-японская война началась в городу Шэняне северо-восточной провинции 18-ого сентября 1931 г. Из-за существенной разницы в вооруженных силах, китайские войска решили отступить временно сохранив силы для отбивки в подходящее время. В течении 4 месяца Китай потерял целые три северо-восточные провинции. Создав квазимперию Манчжоуго (Manzhouguo), японцы имели свою колониальное правительство на территории Китая. С тех пор разномасштабные народные сопротивления против японцев непрерывно происходили в северо-восточных провинциях. Из-за гражданской войны внутри Китая, не было единого фронта против японцев. 7-ого июля 1937 года произошло событие Лу Гоу Цяо — японцы начали всемасштабное вторжение в Китай, но внутрикитайские политические силы смирились на создание единый анти-японские линии защитить родину от агрессоров.
Хотя между разными политическими силами было разногласие, когда наступит вопрос о национальном выживании и государственной цельности, главнейшие политпартии Компартия и Гоуминдан взяли руку об руку воевали вместе ради отечества. Из-за существенной разницы вооруженной силы, причем никакой международной помощи не обращали, потому что в то время СССР находился в тяжелой войне с немцами и не хотел воевать с Японией одновременно и заключил с японцами соглашение, а целая Европа уже давно горит, США одновременно воевала вместе с европецами и с японцами тоже частично, что не хватили силы оказать Азии военную помощь.
Узнавая это лидеры китайского народа устроил свою военную стратегию, сохранив большинство контингентов войск на юго-восточных провинциях, вызволи народа в окупаемых территориях проводить подпольные и партизанские саботажи и разведочные операции против японских оккупантов. С октября 1938 по декабря 1941 потеряв половину территории, китайский народ всеми силами проводили партизанские сопротивления сковывает военные силы японцев на каждом захваченном городе, поселках и деревнях. Одновременно американцы также в восточно-азиаских и тихоокеанских районах воевали с японцами. Война стояла на своем, и наступил момент перелом.
Японцы теперь должны понимать, возможно Китай не могущая страна, возможно китайский народ простой и наивный, но она существовала более 5000 лет, и доселе еще существует потому что китайцы защитят свою родину свою национальность свою цельность любыми способами, мудрый китайский народ накопил свои страгетии выживания и развития в течении всего времени своего существования.
Чтобы достойно написать сочинение о Второй мировой войне, Сюэли решил посидеть в интернете и освежить некоторые факты. Он относился к этой теме с необыкновенной серьезностью и трепетом. Раскрыв свой белый зонт с пурпурными цветами, он перебежал под дождем в «Кафе-Макс», обменял мокрые 120 рублей на промокший сразу в его руке талончик с логином и паролем и зашел на сайт www.renminglib.cn. Открыл какие-то старые газеты сороковых годов. Тут же в нем вскипела как волна такая ненависть к японцам, что пришлось отвлечься, охолонуть, поглядеть в потолок, хлопая глазами, сжимая снова разжимая руку. «Не нужно думать, — сказал он себе. — Не нужно вспоминать». Он спокойно представил себе пламя до небес, в котором сгорает вся Япония, а заодно все вообще плохое. Когда он думал о войне, он видел длинную такую серую дорогу в глинистых комьях, с редкими ивами по сторонам, на дороге валялась яркая фэн-чэ, детская вертушка, он наклонялся, подбирал ее… и тут… Он не стал бы расшифровывать свой личный образ войны никому, ни за какие коврижки. «Какое легкомыслие! — подумал он. — Как я мог связаться с Цунами-сан! О чем я думал? C таким мраком на душе я стану для нее физически опасен. Я и так физически небезопасен для нее». Он несколько раз закрасил мысленно на карте Японию другим цветом, тряхнул головой и вернулся к сайту. Там он углубился на какое-то время в военные мемуары и архивы, а потом набрел на базу видеороликов. Потом он ходил доплачивать еще за полтора часа в сети и еще за полтора.
Выписав все нужные даты, уточнив названия мест, по которым проходила линия фронта, поздно вечером он досматривал последний подвернувшийся ролик, где старик из провинции Хунань вспоминал о войне. «Ван Гоушэн из поселка Ляньхуа провинции Хунань никогда не покидал родных мест. Ему было 14 лет, когда в 1944-м году его родная деревня стала театром военных действий…». Дедок сидел на солнышке, в белой рубашке, наверное, по случаю съемок, привалившись к стеночке из глиняного кирпича, под огромной старой камфорой. Сюэли собирался уже разлогиниться и закрыть браузер, когда старый Ван бесстрастно сказал: «…А очень по-разному бывало. Одним в войну жилось худо, голодали, траву ели, а вон Ли Сяо-яо — был такой, сейчас-то мало кто помнит его… так он даже разбогател в войну. Сейчас что вспоминать — как говорится, глиняный вол забрел в море — обратно не придет… но только без войны так разбогатеть, как он, было бы невозможно». Солнце прыгало по серой черепице попавшего в кадр кусочка крыши. Старик мелко покивал, старая камфора осуждающе зашелестела листьями. Сюэли посочувствовал Ван Гоушэну, с неприязнью подумал о неизвестном Ли Сяо-яо, закрыл браузер — и только тут понял, что Ли Сяо-яо (李逍遥) из поселка Ляньхуа провинции Хунань — это его родной дедушка, с которым он никогда не встречался лично, но который от этого не переставал иметь к нему самое прямое отношение.
Сюэли стало плохо от стыда. Он представил себе картину — как его дед, разрумянившийся от выпивки, говорит: «Поставьте сюда этот столик, дорогой сосед! Старинная вещица, как я погляжу. Сколько же вы хотите за него?». Как люди со всего поселка — у кого что было, последнее снесли к нему, кто картину династии Тан, кто вазу, чтобы выменять на рис, масло, муку или лапшу, ведь больше еды купить уже негде. С ужасом он увидел словно наяву, как его дед взвешивает три шэня риса и подкладывает на весы фальшивую, легкую гирьку. Женщина с ребенком, худая-худая, говорит: «Как же это, господин Ли? Только три шэня? Но ведь я прошлый раз оставила у вас слиток в форме башмачка, там 50 лянов серебра. Вы сказали, что мне больше полагается… что вы дадите и два доу… Разве это справедливо?». Ребенок с запавшими глазенками с надеждой смотрит из-за материнской юбки. «Ступай, ступай, — говорит дед. — Не хочешь, так и того не получишь». «Ведь это все, что осталось у нас! — плачет женщина. — Верно про тебя говорят: человеком рожден, но не человеком взращен!» У Сюэли внутри все скрутилось в какой-то тошнотворный проволочный клубок, в который еще и вплетен камень, но он продолжал думать дальше. Он
