догадкой, обрело плоть. Чтобы заново зарядить оружие, Насте понадобилось намного больше времени, чем обычно, так сильно дрожали руки. А дальше-то что?..
А дальше Настю позвали «к столу» на «тридцать капель коньяка», и она как-то сразу поняла, что в безобидных пластиковых стаканчиках ловко маскируется под армянский коньяк их смерть. Конечно, был риск, что она ошиблась, что все это просто какое-то недоразумение, но лучше прослыть чудачкой, чем умереть самой и позволить умереть остальным.
Инстинкты не подвели: Настя оказалась права, а Антон не стал отпираться, с какой-то садистской радостью рассказал им все: про то, как убивал невинных людей, про то, как собирается убить их.
Ружье Макара тоже оказалось разряжено, и теперь одна надежда – на ее винтовку и еще на то, что в самый ответственный момент рука не дрогнет.
Настя тянула до последнего. Одно дело – выстрелить в медведя, и совсем другое – в человека. Вот она и тянула, надеялась на чудо, на то, что Померанцев вдруг одумается и раскается.
Он не одумался. Какая глупость – надеяться, что такой человек способен на раскаяние! Он предложил им царский выбор: вместо грязной и мучительной смерти от пули элегантную смерть от яда.
Настя следила за тем, как Егор разливает по стаканам отравленный коньяк, а потом, затаив дыхание и не веря собственным глазам, наблюдала, как угрожающе поднимается ствол карабина, как медленно отступает назад Егор…
Она успела на долю секунды раньше, чем Померанцев. И попала, хотя и не целилась толком, а стреляла почти от бедра. Ей повезло: она попала в приклад Померанцевского карабина за мгновение до того, как он нажал на курок. Приклад взорвался фонтаном щепок. Карабин отшвырнуло на несколько метров, а Померанцев взвыл, прижимая к груди нафаршированные деревянными осколками руки. В то же мгновение Макар сорвался с места, навалился на него, всем своим немалым весом прижимая к земле, заорал благим матом:
– Егор, забери карабин!
Егор окинул мизансцену растерянным взглядом, взъерошил и без того растрепанные волосы, зачем-то похлопал себя по куртке и только потом потянулся за карабином. А Настя, которая еще несколько мгновений назад считала, что Померанцева ей не опередить, с некрасивым бабьим воплем повисла у Егора на шее и, уже повиснув, запоздало подумала, что нельзя виснуть на нем вот так, всем весом, потому что может так статься, что он все-таки ранен. И как только она так подумала, Егор сгреб ее в охапку и прижал к себе с такой силой, что ни вдохнуть, ни выдохнуть.
– …А етит вашу бабушку! Егор, потом будете обниматься! Иди скорее сюда!
И Настю, счастливую и совершенно деморализованную этим счастьем, кто-то грубо дернул за шиворот, оторвал от Егора, толкнул на землю. Она тихо всхлипнула, а потом увидела, что этот невежливый «кто-то» сам Егор и есть, и едва не разревелась от обиды. А может, и не от обиды вовсе, а от облегчения, что все закончилось, и все, слава богу, живы. Даже этот мерзавец Померанцев.
– Не плачь, Лисичка, – сказал Егор и поцеловал ее в щеку. – Не плачь, все будет хорошо.
Они с Макаром как раз пытались спеленать брыкающегося и орущего благим матом Померанца, когда в пещере начало что-то происходить. Что именно, Егор понял не сразу, просто поежился от ледяного прикосновения к затылку – точно над подземным озером пронесся февральский ветер. А потом в воду с громким бульканьем что-то упало, он даже на секунду отвлекся от Померанца, чтобы посмотреть.
– Матерь Божья… – одной рукой прижимая к земле наполовину стреноженного, вырывающегося Померанца, второй Макар спешно перекрестился, запрокинул голову, посмотрел куда-то вверх, под купол пещеры. – Кажись, обвал начинается. Нельзя тут стрелять…
Точно в подтверждение его слов, откуда-то сверху в озеро рухнул еще один камень, и, судя по звуку, этот был раза в два больше своего предшественника.
– Все, уходить надо! – Макар зло пнул Померанца под дых, тот всхлипнул и затих, потеряв сознание. – Чтобы не рыпался, – пояснил егерь, поймав осуждающий взгляд Насти. – Давай-ка, фотограф, хватай рюкзаки с золотишком, а я этого…
– Поздно! – Испуганный Настин голос потонул в угрожающем скрежете.
Валун, некогда преграждавший вход в пещеру, повернулся вокруг своей оси, отсекая и единственный путь к отступлению, и льющийся снаружи солнечный свет. Пещера, до этого пусть скудно, но все же освещенная, погрузилась в кромешный мрак, точно вместе с проходом закрылось и невидимое «оконце» там, на самом верху. Пару бесконечно долгих мгновений мрак подпитывался такой же абсолютной тишиной, а потом что-то щелкнуло, и темноту вспорол узкий световой луч – Макар включил фонарик.
– Попались, етит его за ухо. – В голосе егеря слышалась обреченность. – Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…
– Что это? – шепотом спросила Настасья и прижалась к Егору.
– Похоже, кирдык. Завалило нас. – Он немного помолчал, а потом добавил: – Только все равно странно все это…
– Может, попробовать валун сдвинуть? – спросила Настя. – Может, он просто так, нечаянно, закрылся.
– Ага, нечаянно – от сквозняка, – проворчал Макар. – Эх, неразумные, предупреждал же я вас, что гиблое это место. Мало того, что сам сюда приволокся, пень старый, так еще и вас с собой притащил. Прогневили мы Хозяйку, как есть прогневили…
Егор хотел уже было сказать, что ни при чем здесь какая-то сказочная Хозяйка, что обрушения произошли исключительно из-за выстрела, и вполне вероятно, что Настя права и, если приналечь всем вместе, валун удастся сдвинуть, но в этот момент откуда-то из недр озера послышался странный вибрирующий звук.
– Слышь, Макар, а как у вас тут с сейсмоактивностью? – спросил Егор шепотом и сильнее прижал к себе Настю.
– Да какая на хрен сейсмоактивность! – простонал Макар. – Смотри!
Егор посмотрел. Чем дольше он смотрел, тем сильнее закручивался в тугой клубок где-то на уровне солнечного сплетения первобытный, ни с чем не сравнимый страх.
Озеро светилось изнутри. Свет этот поднимался со дна, делался все ярче, все сильнее. А вместе с ним, кутаясь в золотисто-огненные сполохи, на поверхность поднималась женщина. Белая рубаха, безмятежное, нечеловеческой красоты лицо, длинные волосы. Босые ноги женщины уже зависли в воздухе, а кончики заплетенных в косы волос все еще рыжим золотом полоскались в воде… Хозяйка?..
– Ты пришла? – звонкий голос звенел под куполом пещеры, отражался от стен, проникал в каждую клеточку тела, а свечение выплескивалось из озера, золотой сетью опутывало Настю.
– Пришла… – Настя точно в трансе оттолкнула Егора, шагнула навстречу Хозяйке.
Он хотел было помешать, но не смог: ни руки, ни ноги не слушались.
– А их пошто с собой привела? – Хозяйка улыбалась ласково и грустно одновременно. – Ты же видишь, не ты им нужна, а золото. Я такой же неразумной была. Думала, в любви моя сила. Думала, женится на мне Аким, детей хотела ему нарожать. Любовь меня и сгубила. Это ж брат Акимов, родная кровь. Хотела по- доброму, да не вышло. Ох, какой смертью лютой я помирала…
– Не все такие. – Настя сделала еще один шаг, черная вода заплескалась у самых носков ее ботинок.
– Не все. – Хозяйка взмахнула рукой, и в пещере стало ярко, как днем. – У одного только душа была чистой, от жизни отрекся, чтобы других спасти. Ему хорошо сейчас, я знаю. Многим лучше, чем мне. Он на небе, а я цепями золотыми прикована к этому проклятому месту. – Она потянула себя за косу, но кончики волос так и остались под водой. – Думала, коли не в любви, так уж точно в золоте сила, хотела, чтобы у меня та сила была…
– Отпусти нас, – Настя упала на колени, ладонями коснулась черной воды. – Не нужно нам твое золото.
– Почему ты такая? – Хозяйка тоже опустилась на колени, заглянула в Настасьины глаза. – Через предательства людские прошла, а не переменилась? Что в тебе такого есть, чего у меня не было? Почему тебе эти человечки дороже золота?
– Я их простила.
