ничего другого в голову не приходило.
Гостья шмыгнула носом, сунула руку в карман пиджака, протянула Монголу паспорт и прошептала:
– Прописку посмотрела, – сообразительная девочка, – тут еще кошелек и телефон, – из второго кармана на свет божий появились смартфон и бумажник. – Только там трехсот рублей не хватает.
Да бог с ними, с тремя сотнями! Монгол забрал свое добро, вытряхнул из бумажника всю наличность и протянул гостье:
– Вот тебе в качестве компенсации.
– Мне не нужно. – Девчонку, похоже, оскорбило его предложение. Она замахала руками, отпихивая от себя купюры.
– А что нужно? – осторожно поинтересовался он.
Ох, зря поинтересовался… Слезы, которые до того просто придавали пикантный блеск угольно-черным глазюкам, вдруг вышли из берегов и хлынули по замурзанному личику двумя неудержимыми потоками. Узкие плечи под пиджаком задрожали не то от холода, не то от сдерживаемых рыданий.
Истерика, настоящая женская истерика. Определенно, девица нравилась ему гораздо больше, пока была в полумертвом состоянии. Как-то посдержаннее она себя вела, подостойнее.
– Ну-ну, не надо так расстраиваться, – Монгол осторожно похлопал барышню по спине. – А давай-ка, знаешь что, давай-ка ты разденешься, успокоишься, и мы поговорим. Сейчас я тебе помогу.
Вот не хотела гостья, чтобы ей помогали, вцепилась в пиджак мертвой хваткой, головой протестующе затрясла. Но уж коль Монгол решил проявить галантность, то ничто его теперь не остановит…
…Под пиджаком почти ничего не было. То есть что-то такое там имелось, не поддающееся описанию: грязно-белое, распашное, с черной печатью на правой груди. Чтобы рассмотреть, что написано на печати, пришлось вырывающуюся девчонку слегка попридержать. Надпись гласила – «Неврология. Городская больница №…». Номер расплылся и идентификации не подлежал, но сам факт наличия печати наводил на определенные размышления…
– Пусти! – Девчонка таки вырвалась, отпрыгнула к стене и с тихим стоном схватилась за ногу.
– Что у тебя там?
Монгол присел на корточки, уже не особо церемонясь, выдернул девчонкину ногу из бота, задрал мокрую штанину и с неодобрением покачал головой. Правая ступня распухла, посинела и на ощупь была горячей – растяжение или вывих. Девице бы отлежаться, а она по незнакомым мужикам шастает. Кстати, а с чего это, в самом деле, ей не лежится? «Скорая» должна была ее в больницу отвезти. Не довезла? Да нет, если судить по печати, то очень даже довезла. Выписали? В больничной сорочке?
– Ты из больницы сбежала? – спросил он, продолжая удерживать девчонку за ногу.
– Сбежала, – она больше не вырывалась, кулаками, как маленькая, размазывала по лицу слезы.
– Уколов боишься? – вопрос он задал нейтральный, даже легкомысленный, призванный разрядить обстановку, но чернильно-черные глазищи вдруг до самых краев наполнились ужасом.
– Меня убить хотели. – В едва слышном шепоте ужаса было не меньше, чем в глазах.
Да, хотели. И почти убили, даже в морг пристроили. Монгол осторожно погладил распухшую лодыжку. Но ведь обошлось же. А нога – это ж мелочи, нога заживет.
– Два раза. – Шепот стал еще тише, его ладони коснулись холодные пальцы. – Первый раз на пустыре, – пальцы вздрогнули, – а потом в больнице. Санитарку убили, а я убежала…
О-хо-хонюшки! Девочка-то, видать, головой сильно повредилась. Из-за травмы, а может, из-за душевных страданий. Не просто ж так ей убийцы мерещатся. Да где? В больнице!
Монгол стряхнул цепляющиеся за его руку пальцы и решительно встал. Эх, плохо, что номер больницы на печати не разобрать. Остается надеяться, что Франкенштейн уже вышел из кризиса и в состоянии подключить свои «обширные медицинские связи». Надо бы барышню пристроить обратно. Только осторожно, потихонечку, так, чтобы не напугать еще больше. Она ж странная, потерянная какая-то. А пока надо девочку отвлечь. Как ее там зовут? Лией, кажется…
– Лия?
– Да? – Черные глазищи смотрели с такой надеждой, точно он спаситель человечества как минимум…
– Ты же, наверное, замерзла и есть хочешь?
Девчонка в ответ равнодушно пожала плечами – понимай как хочешь.
– Значит, давай так: ты сейчас иди в ванную, вымойся, отогрейся, а я тем временем завтрак приготовлю. Ты чай любишь?
– Кофе.
– Хорошо, кофе. Позавтракаем, кофейку попьем и все обсудим. На свежую голову, понимаешь?
– Я ключи от своей квартиры потеряла, не могу попасть, – вдруг сообщила гостья.
Ясно, в свою квартиру попасть не сумела, решила попытать счастья в чужой.
– А что ж к родителям не пошла?
– Отца нет, а мама… мама в больнице.
– А друзья?
– Подружки улетели в отпуск в Египет, а Анатолий Маркович в Стокгольме на конференции.
– А кто у нас Анатолий Маркович?
– Отчим. Мамин муж…
– Понятно. Друзей и родственников нет, потому ты решила прийти к первому встречному? – Вообще-то, людей с расшатанной психикой лучше не нервировать каверзными вопросами, но уж больно любопытно, почему из всех возможных вариантов эта несчастная выбрала именно его. Ведь наверняка, помимо близких, в ее жизни есть еще и знакомые, сослу-живцы. Кто-нибудь да помог бы.
– На мне ваш пиджак был, – она виновато улыбнулась, – я подумала, что это что-то значит.
Значит. То, что он дурак безмозглый, раз разбрасывается своими вещами направо и налево, а больше ничего. Во всяком случае, ничего такого, о чем думает эта… Лия.
– Иди пока мойся, – Монгол тяжело вздохнул. Бесполезно сейчас что-то опровергать, доказывать бедной девчонке, что он никакой не рыцарь в сияющих доспехах, а самый обыкновенный мужик. Не то чтобы совсем уж бездушный, но и не без изъянов.
– А где у вас ванная? – Девчонка обеими руками придерживала норовящую распахнуться на груди больничную сорочку, с тоской поглядывая на отобранный пиджак.
– Прямо по коридору. – Ни на сорочку, ни уж тем более на грудь Монгол старался не смотреть. Во- первых, все, что нужно, он уже видел в морге во время реанимационных мероприятий, а во-вторых, невежливо пялиться на беззащитную девушку. – Я тебе сейчас что-нибудь из одежды поищу. Хочешь?
Гостья радостно закивала и тут же поморщилась. Наверное, голова болит.
– А это барахлишко мы выбросим. Не возражаешь?
Она согласилась. Кто ж станет печалиться, расставаясь с такой-то «красотой»? Одежки для Лии нашлись быстро. Вот и пригодились вещи, оставшиеся от экс-подружки. Хорошо, что она не все успела забрать. Брючки, пожалуй, будут длинноваты, у экс-подружки ноги «от ушей», ну да не страшно – можно и подвернуть, если что. А свитерочек должен подойти.
– Ты не спеши, – Монгол протянул Лие одежки и полотенце, – поваляйся в ванной, расслабься, согрейся. Там на двери защелка есть. Так что не бойся, – добавил он, поймав ее настороженный взгляд.
– Я и не боюсь.
Неправда, по глазам видно. Она теперь пуганая, всего боится.
– Ну, вперед!
Монгол подождал, пока за Лией захлопнется дверь, секунду-другую послушал шум льющейся воды, потом прихватил телефон и на цыпочках прошел на кухню.
Для того чтобы узнать номер Франкенштейна, пришлось разбудить Зубарева. Никаких угрызений совести по этому поводу Монгол не испытывал – не все ж ему одному расхлебывать последствия той чумовой ночки в городском морге. Зубарев долго не мог понять, что от него требуется, мычал что-то нечленораздельное, ругался и даже бросал трубку. Но Монгол был настойчив и последователен, и минут через десять номер Франкенштейна красовался в его записной книжке. Второй этап операции под кодовым названием «Помоги ближнему своему» представлялся Монголу более сложным, чем первый, но, к превеликому его удивлению,
