казаться, что все у них будет хорошо, в мир ее снов врывалось нечто настолько страшное, что утреннее беспамятство казалось настоящим благословением. Только одно она знала наверняка: кошмары как-то связаны с Саввой и парковым павильоном.
Павильон... Сколько раз она, беззаветно влюбленная в астрономию, пыталась воспользоваться подаренной мужем обсерваторией. Не смогла. Мертвые музы Саввы, эти прекрасные и одновременно страшные, словно наделенные собственной волей статуи ненавидели ее так остро и так искренне, что она кожей чувствовала их ненависть. Бывшие жены Саввы не желали пускать в свое царство ее, жену нынешнюю.
А Савве в их обществе было хорошо. Настолько хорошо, что работал он только в павильоне, а иногда даже оставался там ночевать.
Она бы смирилась. Не полюбила бы никогда так сильно, как любила первого мужа, но сделала бы все от нее зависящее, чтобы в ее обществе Савве было хорошо. И дочерей его она любила, как своих собственных искренней и бескорыстной любовью. Брак с Саввой превратил ее в многодетную мать и в этом Нате виделось настоящее женское счастье.
Все изменилось солнечным октябрьским утром восемьдесят четвертого года. Воздух сладко пах умирающими на кострах кленовыми листьями. А еще неубранные листья обреченно шуршали под ногами, когда Ната привычно прогуливалась
