что она отшатнется от его ласки. — Иди в дом, Наталья. Я все улажу.
— Спасибо! — В порыве благодарности ей хотелось целовать его заскорузлые, в порезах и ссадинах руки. — Аким, я никогда не забуду.
— Я делаю это не только ради тебя, Наталья. Мне тоже есть за что его ненавидеть. Все будет хорошо, никто никогда не узнает...
Аким вошел в ее комнату спустя несколько часов.
— Я все сделал, — сказал он, останавливаясь у самой кромки белоснежного ковра, не решаясь сделать еще один шаг. — Все будет хорошо, Наталья. Никто не догадается.
— Спасибо. — Она подошла к нему сама, как в далекой молодости, прижалась щекой к груди. — Спасибо, Аким, я никогда не забуду.
— Забудь. — Он снова, как тогда, в парке, погладил ее по волосам. — Забудь, Наталья. Ничего этого не было. Теперь ты свободна.
— А ты? — Она не решалась поднять на него взгляд, боялась увидеть в его глазах просьбу, на которую вынуждена будет ответить отказом.
— А мне ничего
