успокоился. А Савичев как встретит это, а колхозники? Скажут, хлопотал ради приличия, ради очистки совести...
Если б Марат знал, что после его ухода Фаитов сразу же позвонил в Приречный и спросил, как там смотрят на кандидатуру Лаврушина, он, конечно, не мучался бы сомнениями.
В комнате инструкторов растерянному Марату с участием посоветовали: бросьте время терять, сейчас не до какого-то проштрафившегося председателя, область понесла огромные потери, неважно идет ремонт тракторов — вот над чем приходится всем думать.
Марат поехал в аэропорт, и на следующее утро был в Алма-Ате. По гранитным длинным ступеням Дома правительства поднимался с необычной для него робостью и даже некоторым страхом. Три высоких застекленных двери. В какую войти? Входят здесь в одну дверь, центральную, у нее бронзовая ручка натерта ладонями до солнечного блеска.
Успокоение пришло в вестибюле, когда сержант милиции глянул в его партбилет и коротко объяснил, как пройти в приемную секретаря ЦК.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В грязи возились все трое: Грачев, Савичев, Лаврушин. Подкладывали под колеса «газика» прошлогодние перекати-поле, которыми была забита лощина, копали вязкий и черный, как деготь, наносный ил. Но трясина прочно всосала машину. Савичев отбросил лопату и тылом выпачканной ладони вытер большой влажный лоб.
— Опять ты нас в грязь затянул, Степан Романович!
— Почему — опять? — Грачев грузно утаптывал сапогами перекати-поле, гатя ими колею. — А?
Савичев не ответил: «Не понял — тем лучше для тебя!» Угрюмыми глазами повел окрест. Склоны лощины были круты, поросли дерезой и чилигой. Жил в этой сырой впадине какой-то нерадостный, кладбищенский дух. Может быть, оттого, что небо заволокла громадная фиолетово-черная туча и попрятались, молчат жаворонки и суслики?
Час назад, побывав во всех тракторных бригадах колхоза, они решили напрямик проехать к Койбогару — так Грачеву захотелось — и сели в лощине, понадеявшись на прочность донного грунта, подернутого сухой коркой.
В лужице, насочившейся возле заднего колеса, Марат кое-как ополоснул руки, помахал ими в воздухе.
— Пойду в бригаду за трактором...
Отговаривать не стали, хотя до ближайшей бригады было километров пять. Только он ушел, как сыпанул крупный частый дождь. Савичев первым полез в кабину.
Сидели, не разговаривали. Вода извилистыми струями бежала по ветровому стеклу. А навстречу машине по колее неезженой в этом году дороги устремился мутный шипящий поток. Грачев приоткрыл дверцу и высунул испачканные руки под дождь. Вымыв, снова захлопнул дверцу.
— Вот шпарит так шпарит! — Он искал повода для разговора.
Савичев не отвечал, прислушивался к дождю. Ему казалось, что это не капли строчат по тенту газика, а пишущая машинка.
— Закурим?
Грачев тряхнул перед Савичевым надорванной пачкой «Беломора». Савичев взял папиросу, с брезгливостью посмотрел на размокшие белые пальцы начальника управления, они напоминали пальцы утопленника.
Видя, что Савичев не склонен к разговору, Грачев откинулся на спинку сиденья и выпустил густую струю дыма. Сказал, будто не Савичеву, а куда-то в пространство:
— Вы плохо кончите, Савичев, даю вам слово... Но вас я понимаю: обида, уязвленная гордыня, даже месть, если хотите... А вот Лаврушина не понимаю. Исполняющий обязанности председателя затягивает, саботирует сев, а главный агроном идет на поводу, поддакивает...
Савичев устал говорить на эту тему. Да и бесполезно! У Грачева один довод: «Другие сеют, а вы чем лучше? Вы всех умнее?» А сеять рано, земля не прогрелась. Монотонно, как дождевые капли, продолжали падать грачевские слова:
— Ладно бы техника готова была, а то ведь...
Да, прав товарищ Грачев: техника не вся готова, восемь тракторов ждут ремонта у мастерской. И товарищ Грачев знает, почему они ждут ремонта, но для него это не причина: «У других все машины в поле, а они тоже участвовали в сеновывозке... А если и ремонтируются у кого, так зато остальные сеют, сроков не упускают...»
Каких сроков? Забродинцам тоже сроки дороги, но им далеко не безразлично, как и когда сеять. У вас, товарищ Грачев, зарплата какой была, такой и останется, а у колхозника она зависит от сроков сева, от того, как он посеет и пожнет... Много говорим об излишней опеке, но и поныне кое для кого цифра, сводка — главное мерило работы.
Дождь ушел на запад с потухающим шумом, как удаляющаяся конница. Все сразу ожило, засветилось. Опять жаворонки заполонили небо и звенели, звенели, словно боялись затеряться в голубом просторе.
Вскоре приехали на тракторе Иван Маркелыч и мокрый Марат Лаврушин. Зацепили «газик» и отбуксировали наверх.
— Как просто, — ворчал Грачев, заводя стартером мотор. — А ведь сколько копались...
На Койбогаре была лишь бабушка с детишками: остальные ушли с отарами в барханы. Правда, около недостроенных двухквартирных домов возились строители, но они не интересовали Грачева.
Он с чуть заметной улыбкой прочитал текст на фанерном листе, прибитом возле полуразрушенной есетовской мазанки. Потом вошел в новый большой дом чабанов, оглядел комнаты с таким видом, словно собирался делать опись имущества. Было в нем такое: чересчур внимательно присматриваться к чужому...
Савичев, сославшись на недомогание, остался в машине. Водил Грачева по зимовке и все объяснял Марат Лаврушин: полная механизация работ, посевы кукурузы, культурная жизнь овцеводов... Когда поехали в Забродный, Грачев был необыкновенно оживлен, в его голове уже рождались грандиозный планы.
— Понимаете, за этот Койбогар вам можно простить даже срыв весеннего сева! Молодцы, честное слово!.. Мы это не оставим без внимания. Соберем актив района, обсудим, одобрим... Во всех хозяйствах начнем строить специализированные животноводческие городки... В газеты об этом!..
Савичев, привалившись к дверце, полулежал с прикрытыми глазами и, казалось, не слышал Грачева. А Марат, сидевший сзади, смотрел на широкую спину начальника управления, на его длиннопалые руки, крепко сжимавшие баранку руля, и думал: «Во всяком человеке есть теневые стороны характера, даже у гения. Карамзин сказал: «Нет тени без предмета...» Но у этого предмета тень очень уж черна, в такой тени трудно живется...»
— Простите, Степан Романович, я вас перебью... Вы хотите поднять все это в масштабе района, точнее, производственного управления. А материальная база? Нужны лес, кирпич, средства... Вы же Павлу Кузьмичу за башкирский лес... Помните?
Марат с нетерпении ждал ответа, подавшись к спинке переднего сиденья. Грачев помедлил.
— Видите ли, — начал он поучающе, не спеша, — видите ли, у вас, у Савичева в частности, вся инициатива имела неорганизованный, партизанский характер... А если с таким начинанием выступит управление, то его поддержат область и, если хотите, республика! Будут выделены дополнительные фонды...
Савичев устало открыл глаза:
— Ты, как посмотрю, ничему не научился, Степан Романович. Ничему.
Грачев не выдал себя. Неприязненную реплику Савичева свел к безобидной шутке:
