Казнен Робеспьер. Началась расправа с якобинцами.
Отныне завоеваниями революции, добытыми кровью народа, пользуется крупная буржуазия, отныне она — вершитель судьбы Франции.
Она пожинала плоды революционного восстания, уничтожившего самые устои феодализма.
Господство революционного террора во Франции послужило «лишь к тому, чтобы ударами своего страшного молота стереть сразу, как по волшебству, все феодальные руины с лица Франции. Буржуазия с ее тревожной осмотрительностью, — писал Маркс, — не справилась бы с такой работой в течение десятилетий. Кровавые действия народа, следовательно, лишь выровняли ей путь».
Изгнанное якобинцами духовенство спешно наводняло Париж, немедленно принимаясь ткать свою обычную паутину.
Теперь, при Наполеоне, ему честь и место! Пока католическая церковь была на стороне монархии, она была его врагом, и Наполеон жестоко боролся против нее.
Но, захватив власть, Наполеон меняет тактику: он ищет поддержки у духовенства. В 1801 году заключается с римским папой договор, восстанавливающий прежние привилегии духовенства. Во Францию хлынули священники и монахи. Открылись закрытые Конвентом монастыри, церкви, и в недавно якобинском Париже вознеслись к небу моления за Наполеона.
Установилась крайне придирчивая цензура, не пропускавшая ни одного намека против церкви или императора. В университете духовенство вело самый строгий надзор за профессорами.
Буржуазия, напуганная революцией, устремилась к установлению «твердой власти». Ее обещал Наполеон. И вот, вместо директории, он первый консул! А с 1804 года император Франции!
С яростью и азартом он добывает для буржуазии новые колонии и новые рынки сбыта. Буржуазия упивается первыми плодами колонизаторских войн, пока не замечая их оборотной стороны — протеста и возмущения побежденных стран.
В это ли время было заниматься «опасной проблемой»— историческим развитием живых организмов и всей природы?
Теперь «опасная проблема» оказалась более, чем неуместной.
Не удивительно поэтому, что Ламарк не находил больше издателей для своих произведений. Но его, никогда не искавшего чинов или обогащения за свои книги, это нисколько не удерживало от размышлений и подготовки научных сочинений о ходе природы.
Прозрение
Ламарк стремится увидеть более, чем видели другие, чем видел он сам до сих пор, познать ход природы! Он пытается проникнуть в него с разных сторон, то погружаясь в рассмотрение физических явлений, протекающих в неживых телах — минералах, горных породах, то опять с головой уходя в изучение беспозвоночных.
Эти мысли, первые и неясные, выступавшие так туманно, что он сам затруднялся их сформулировать, Ламарк не таил. Напротив, он стремился приобщить к ним других и прежде всего слушателей, которым он читал курс зоологии беспозвоночных.
Сохранились четыре вступительных лекции, относящиеся к периоду 1800–1806 годов.
Курс этот начинался весной, состоял из сорока лекций и строился Ламарком, по воспоминаниям слушателей, так:
«В курсах, которые Ламарк читал в продолжении 25 лет только при Музее, с замечательной пунктуальностью, он начинал всегда с вступительной лекции, в которой устанавливал происхождение той ветви животного царства, о которой он должен был читать. Далее он переходил к описанию тех систематических подразделений, классов, порядков, семейств, секций и родов, которые считал полезным установить; признаки классов и пр. он писал на доске и диктовал. То же он делал и переходя к видам, после чего снова переходил к чтению, излагая строение, нравы, образ жизни животных, а иногда и пользу, приносимую ими, и демонстрируя самих животных. Он в совершенстве овладел демонстративным методом, как того требовали особенности учреждения, где он читал».
Из числа слушателей Ламарка вышло не мало профессоров, ученых, пропагандировавших его идеи. Многие из них стали выдающимися учеными: зоологи Одуэн, Бланвилль и физиолог итальянец Бонелли. Есть достоверные сведения, что его лекции посещали знаменитые французские писатели Сен-Бев и Оноре Бальзак.
Многие из учеников Ламарка посвятили трогательные строки памяти своего учителя. Один из них, автор большого труда о кораллах, в предисловии пишет: «Лекции Ламарка и особенно беседы с ним, были тем именно источником, из которого я почерпнул сведения, необходимые, чтобы предпринять работу об этих животных».
По воспоминаниям современников, Ламарк был блестящим лектором. Он читал живо, увлекался сам и увлекал слушателей, прибегая к остроумным, подчас ироническим замечаниям, острой полемике.
Ламарк никогда не жалел времени на беседы с начинающими учеными или просто любителями естествознания. Он много помогал молодым ученым, не раз самоотверженно уступая им результаты собственной работы над коллекциями Музея. Одному помог в изучении медуз, другому — оболочников. Известных потом ученых Латрейля и Ламура он консультировал, одного по насекомым, другого — по кораллам.
Достаточно было задать ему вопрос, чтобы с горячим увлечением он начал излагать свои мысли, результат его глубоких и непрерывных размышлений над тем, что он изучал.
Может быть, даже слово «беседа» здесь и не подходит потому, что Ламарк «…мало слушал, и, вместо того, чтобы отвечать на возражения, — рассказывает отлично знавший его Бланвилль, — он углублялся в изложение своего учения: он сам для себя был источником знания и ничего не заимствовал у других».
Тем не менее слушатели с восхищением относились к таким «беседам». Они велись обычно в лаборатории. Чтобы убедить слушавших, Ламарк приводил множество примеров из бывших здесь, в лаборатории, коллекций.
Он совершенно забывал о материальных невзгодах, болезнях, несчастьях, когда работал или рассказывал о своей работе.
К каждой вступительной лекции Ламарк очень добросовестно готовился. Он стремился дать слушателям представление, в каком духе будет читаться весь курс, приобщить их к своему самому сокровенному, хотя, конечно, не мог не знать, что не у всех встретит полное сочувствие.
Насколько можно судить, впервые как эволюционист Ламарк высказался в своей вступительной лекции в 1800 году.
С каждым годом в этих вступительных лекциях Ламарк все более обоснованно выражал идеи общего развития всей живой природы на земле и единства жизни. Его теоретическая мысль крепла и оттачивалась.
Интересно отметить, что наиболее мелкие организмы дали ему больше всего материала для самых широких обобщений. Начав с простейших и проследив дальнейшее усложнение организации в других группах животных, Ламарк пришел к выводам об эволюционном развитии живых существ.
Все эти годы он все полнее осознавал, что развитие науки требует не только изучения фактов, но и обобщения их. Факты — это только оправдательные документы философии, которую должна иметь каждая наука. Позднее он так именно и сформулирует свою мысль:
«Известно, что каждая наука должна иметь свою философию и что только при этом условии она идет по пути реального прогресса… Если пренебрегают философией науки, успехи науки бывают нереальны и весь труд остается несовершенным».
Зоология также должна иметь свою философию, — решил Ламарк, — в ней следует изложить правила и общие положения, которыми необходимо руководствоваться при изучении этой науки.
«Опыт преподавательской деятельности заставил меня почувствовать, — говорит Ламарк, — насколько полезна была бы теперь философия зоологии, то есть собрание правил и принципов, относящихся к изучению животных и одновременно приложимых и к другим разделам естественных наук,
