И тишина.
Трейлер стоял в пятидесяти ярдах от него — белый прямоугольник, еще один атолл света в океане тьмы. Джек захромал к нему, пытаясь расслышать еще хоть что-нибудь в своем наушнике. Казалось, он бежит по беговой дорожке — трейлер рос на глазах, но не делался ближе. Добежав до двери, Джек сообразил, что большую часть оборудования и оружия оставил в карманах пальто.
Налег на дверь, но та была заперта.
— НИККИ! — завопил Джек. Ударил в дверь плечом, но та оказалась крепче: отскочив, Джек потерял равновесие и уселся в грязную лужу перед ступеньками.
Дверь щелкнула и приоткрылась.
— Ничего себе, — удивилась Никки. — В следующий раз попробуй сначала постучать, ладно?
Внутри в дрожащем флуоресцентном освещении Луис валялся лицом вниз на маленькой складной кровати. Он был без чувств, а за правым ухом бежал тоненький ручеек крови.
— Пришлось впаять ему вот этой штукой, — сказала Никки, баюкая в руках увесистую стеклянную пепельницу. — Предпочла бы парализатор, но он слишком уж быстро полез вон в тот шкафчик.
Джек осмотрелся по сторонам. Дешевые деревянные панели стен украшал разлохмаченный календарь, а воздух пах плесенью и застарелым потом. Рядом с кроватью, на карточном столике, стояла кофеварка с тремя грязными чашками, а в углу расположился небольшой письменный стол с наполовину выдвинутым верхним ящиком. Заглянув внутрь, Джек выудил оттуда бутылку виски, пару наручников и короткий отрезок электрического кабеля.
— Похоже, он собирался закатить настоящую вечеринку.
— Ага. Надеюсь, я его не сильно зашибла.
— Еще дышит, — успокоил ее Джек. — Подготовь его к поездке. Я подгоню фургон.
Они отвезли Луиса в гараж, в котором тренировались. Джек по мере сил обеспечил звукоизоляцию, начинив картонками из-под яиц пространство между двумя слоями звукопоглощающей плитки и обшив этими сэндвичами и потолок, и стены. Пол был цементным, со стоком в углу.
Никки помогла вытащить Луиса из фургона и внести в гараж. Джек привязал его к кухонному стулу, следя, чтобы тот не смог пошевелиться.
Не моргая, Джек смотрел на связанного Луиса, который так пока и не пришел в сознание.
— Ступай, — тихо сказал он.
Никки вышла.
Джек достал большие портновские ножницы. С их помощью он срезал всю одежду с тела Луиса и, закончив, сунул ее остатки в белый мусорный пакет. Зажег большую свечу и потушил весь остальной свет.
Затем он вытащил флакончик нюхательной соли и помахал им под носом у пленника.
Луис дернул головой, его веки затрепетали. Он со стоном открыл глаза.
— Ты знаешь, где находишься? — спросил у него Джек.
— Что?.. Нет, нет… Что происходит? Кто ты такой?
— Не важно, кто я, Луис. Важно, кем я не являюсь.
— Ты сошел с ума!
— Нет, Луис Я не сумасшедший. Я не работаю в полиции. Я не вор и не похититель людей. И самое главное, Луис, я совершенно определенно не — и это отрицание характеризует меня лучше всего, — так вот: я не верю, что ты ни в чем не виноват.
— Что… Что тебе от меня нужно?
— Правды. Но сначала ты должен стать кем-то еще.
— Кем? — прошептал Луис.
— Кем-то, кто никогда, ни за что на свете не солжет мне. — Джек достал портативный магнитофон, щелкнул клавишей «запись». — Итак. Давай вернемся к самому началу…
Шесть часов спустя он сдался.
— Я не способен, не способен на это, — сказал себе Джек. Он сидел в узком проходе рядом с гаражом, рассматривая собственные руки. На них не было следов крови, но дрожь никак не унималась.
Луис не желал сознаваться. Он просил, умолял, плакал, но не хотел признаваться ни в чем, кроме связи с проститутками. Он говорил о своих детях, о беременной жене. Он вспомнил каждый грех, совершенный в этой жизни, и просил Господа простить его.
Джек вытворял с ним ужасные вещи. Ему дважды пришлось выйти, чтобы вывернуться наизнанку, причем во второй раз пустой желудок уже ни с чем не мог расстаться: десять минут болезненных сухих судорог. Но Джек заставлял себя возвращаться и продолжать.
Четыре часа спустя Луис завел другую песенку.
Он виновен, всхлипнул Луис. Да, это он все это сделал — все, в чем обвиняет его Джек. Он подпишет что угодно, скажет что угодно, — но, когда Джек потребовал деталей, Луису нечем было поделиться.
— Неужели я ошибся? — тихо спрашивал себя Джек. — Неужели ошибся?
Рассвет был не за горами — серое туманное марево уже брезжило на востоке. За гаражом пахло мусором, но ощущался и влажный, свежий привкус дождя. Мимо Джека пронесся небольшой вихрь розовых точек — ранние лепестки с вишневого дерева, росшего на заднем дворе.
Джек думал о своем сыне. Он думал, каково это — быть отцом и что делают отцы. Затем он поднялся и снова вошел в гараж.
Луис. Или как тебя там зовут. Ни бумажника, ни документов на машину, вообще никакого удостоверения личности.
— Я же говорил тебе, я все объяснил. Я не хотел подставлять свою семью в случае, если меня арестуют.
Разумно. У тебя ведь есть сынишка, верно? Роберто.
— Да, да Он хороший мальчик, он любит папочку…
Почему? Чем вы занимаетесь вместе?
— Мы, мы разные вещи делаем. Ходим в кино, гуляем в парке, играем в футбол…
Вот как? Значит, он любит футбол. Тогда, наверное, он играет в школьной команде.
— Да. Я вожу его на тренировки, каждую субботу…
А мать не возит? Только ты?
— Да, я один. Мне нравится смотреть, как он играет…
Расскажи мне о его первой игре. С другой командой.
— Что?
Сколько ему было лет? Ты же отец, ты должен вспомнить.
— Конечно. Он был такой красивый в своей маленькой форме… о боже…
Продолжай.
— Они продули. Четыре — один. Он так старался.
Ну разумеется. Сколько ему тогда было?
— Семь лет.
А какая была погода?
— Шел дождь. В Ванкувере так часто идут дожди…
Да. И как называлась его команда?
— …Не помню.
Ничего страшного. Я тебе помогу.
— Нет! Нет, она называлась… «Волки». Все родители звали их волчатами.
Нет.
— Ч-что?
Нет. Не звали. Школьная лига для семилеток в Ванкувере называет футбольные команды в честь школ. Никаких «Волков» нет и не было.
