Лейтенант превратился в слух.
— Короче, этот мой негр… вы же знаете, как они склонны к разным байкам…
Фергюсон ждал.
— В общем, он считает, что Втор… что этот убийца идет по следам моей крови.
— Как так? — поднял брови лейтенант.
— Я сам не понимаю, что это значит, — растерянно пожал плечами Джонатан. — Да и он толком объяснить не может… но планы убийцы имеют какое-то отношение ко мне.
— Это очевидно, — согласился лейтенант. — Здесь почти каждое убийство имеет отношение к вам. И все-таки, что значит «идти по следам вашей крови»?
Джонатан непонимающе замотал головой.
— Для меня это загадка.
— А этот ваш Платон, он что — колдун?
— Я бы не сказал, — вздохнул Джонатан. — Ну, гадает немного, ну, верит, как и все здешние черные, в какого-то Мбоа, молится по-своему, но работник он хороший и очень послушный!
Джонатан вдруг замер и тоскливо уставился в пространство перед собой.
— По следам вашей крови… — задумчиво проговорил Фергюсон. — Странно. Очень странно. И что вы собираетесь делать?
— Я не знаю, — поджал губы Джонатан. — Свадьба расстроилась, теперь на полгода в семье траур. Дядюшка в Европу зовет, но вы же понимаете, если я в такой момент уеду… Что подумают соседи?
— Ничего хорошего, — понимающе кивнул Фергюсон.
Снова наступила тягостная пауза, и наконец Джонатан решился задать главный вопрос:
— Лейтенант, а что собираетесь делать вы?
— Искать, — пожал плечами лейтенант. — И, кстати, я уже послал к вам несколько констеблей, для надежности, но не соблаговолите ли дать мне письменное разрешение находиться на ваших землях в любое удобное для меня и полиции время? Мне кажется, это было бы полезно.
Джонатан на секунду ушел в себя. Полиция в доме, конечно, совсем не то, что ему нужно, но Второго он все-таки опасался больше.
— Разумеется, лейтенант, — с немного натужным жаром отозвался он. — Прямо сейчас написать?
— Немедленно.
В эти несколько дней Луи мог подойти к Джонатану на расстояние вытянутой руки дважды — возле церкви и неподалеку от полицейского управления. Это был хороший знак: Мбоа явно был благосклонен к своему верному слуге. Но Луи знал, что время еще не наступило, и, пока он не пройдет по следам крови семьи Лоуренс до конца, убить Джонатана не удастся. И вот здесь возникли неожиданные трудности. Совершенно внезапно в поместье Лоуренсов появился патруль из двух десятков констеблей.
Они круглосуточно обходили все плантации, проверяли каждое подсобное помещение и останавливали каждого, в ком хоть немного сомневались. Практически белый Луи был бы заметен среди трех с половиной сотен черных, как месяц на ночном небе, а значит, оставалось затаиться неподалеку и ждать.
Когда Джонатан вернулся от Фергюсона, Платон взял из его рук плащ и трость и только потом произнес:
— Второй уже здесь.
У Джонатана подкосились ноги.
— Где?!
— Недавно вокруг дома прошел, затем в деревню наведался, а сейчас, наверное, в камышах.
— Откуда знаешь?
— Вот… — Платон сунул руку в карман и вытащил горсть мелких разноцветных предметов.
— Что это?
— Унгу… что-то вроде вашего креста. Это его защищает.
Джонатан наклонился над розовой ладонью Платона и вгляделся: связанные в пучки цветастые птичьи перышки, три аккуратно просверленных камушка, надетых на тонкую, видимо, тоже птичью кость, пропитанная кровью тряпица…
— А это не дети оставили?
Платон поджал губы.
— Нет, масса Джонатан. Это не дети. И если вы будете так же прятаться, вы потеряете все: и жизнь, и душу. Вы должны принять вызов и дать Мбоа крови.
Джонатан похолодел. Он и сам это уже чувствовал, а главное, откуда-то он совершенно точно знал: теперь полиция ему не защита.
— Ладно, — тихо произнес он. — Сегодня вечером провожу дядюшку, и начнем. Все равно свадьба не состоялась.
Тем же вечером, проводив дядюшку на пароход и переговорив с новым управляющим, Джонатан надел высокие отцовские сапоги, подпоясался отцовским ремнем, сунул за пояс два заряженных пистолета, выбрал мушкет, повесил на шею бинокль и вместе с Платоном вышел к уже приготовленным лошадям.
— Далеко собрались, сэр Джонатан? — поинтересовался не отходящий от дома констебль.
— А что мне, ждать, пока меня здесь зарежут как барана? — отрезал он.
Констебль недовольно крякнул.
— Я, конечно, запретить вам этого не могу, но, может быть, не стоит? Все-таки в доме вы под охраной, послушайте меня, я не первый год в полиции…
Джонатан окинул констебля суровым взглядом, но ничего на это не ответил. Сам он прекрасно знал, что у него нет выбора, и этого было вполне достаточно, чтобы отодвинуть в сторону все продиктованные здравым смыслом предложения. Мбоа снова хотел крови, и ничего с этим поделать было нельзя.
Они проехали вдоль поймы Миссисипи порядка десяти миль, когда Джонатан заметил в бинокль первых двух кандидатов для Мбоа. Это была парочка: щуплый ниггер лет семнадцати и его подруга — симпатичная пухленькая девица.
— У тебя все готово? — повернулся он к Платону.
— Конечно, масса Джонатан, — кивнул тот. — Но вы же помните, что из ружья нельзя?
Джонатан усмехнулся. Он помнил, да он и не стал бы никого убивать из ружья — совсем не те ощущения. В конце концов, не только Мбоа соскучился по свежей крови.
Они спрыгнули с лошадей, привязали их в ближайшей ложбинке и где бегом, пригибаясь, а где и ползком преодолели три сотни футов, отделявшие их от парочки. Те резвились, как котята.
— Ну подожди! — хохотала толстушка, притворно отбиваясь от парня. — Ты меня еще не попросил!
— Что ты говоришь, Джесси? Как не попросил? — возмущался парень. — Я вот у этой щечки спрашивал, нравится ли ей, и что мне щечка ответила?
— Нра-авится… — хихикала толстушка.
— А потом я у этой грудки спрашивал, нравится ли ей… и что мне грудка ответила?
— Нравится! — заходилась хохотом девчонка.
У Джонатана перехватило дыхание, а сердце буквально заходилось от сладостного предвкушения.
— А потом я у ножек спрашивал, нравится ли им врозь…
Джонатан повернулся к Платону и решительно кивнул:
— Давай!
Словно две черные тени, они выскочили из темноты, и Платон оттащил за ноги парня, а Джонатан ухватил взвизгнувшую толстушку за талию и повернул животом вниз, чтобы не перепачкаться.
— Мамочка! — завизжала она, но визг почти мгновенно перешел в стон, а затем и в хрип.
Джонатан встал на ноги, приподнял толстушкин зад повыше, чтобы голова болталась внизу, и слушал,
