— К чему вы нам это рассказываете? — занервничал сеньор с лицом нотариуса.
Мади сделал знак, что он все сейчас объяснит.
— В том, что касается колдовства, церковь, разумеется, осведомлена лучше остальных, — признал он. — Возможно, вы даже докажете, что Олаф Гугенот — колдун.
Сеньор с лицом нотариуса все еще не понимал, к чему клонит судья, и было видно: нервничал все больше и больше.
— Но в том, что всю жизнь делал Олаф Гугенот, — завершил Мади, — я не вижу никакого вреда! А если нет вреда, не может быть и наказания. Это и есть основы правосудия.
Горожане восторженно заголосили, а святые отцы переглянулись. Сеньор с лицом нотариуса подошел к Комиссару Трибунала, они обменялись быстрыми, короткими фразами и явно пришли к соглашению.
— Вред колдовством Олафа Гугенота нанесен был! — перемогая гул толпы, выкрикнул монах.
— Какой?! Кто пострадал?! Где свидетели?! — затребовали мастера.
— Все есть, — успокаивающе выставил крепкие ладони перед собой Комиссар Инквизиции Агостино Куадра. — Я же говорю, у Трибунала все есть…
Отсюда, из башни курантов, Бруно мог видеть только затылки мастеровых. Они стояли лицом к магистрату и спиной к церкви. Но то, что часы городской жизни застопорило, понял сразу.
Постанывая от боли в избитом теле, Бруно спустился по лестнице, ругнувшись, поднял оброненный в пролет кем-то из непрошеных гостей часовой щуп, запахнул украденный у Амира сарацинский халат поплотнее, прошел полтора десятка шагов и оказался в толпе. От нее исходил вибрирующий гул — точь-в- точь как если бы соскочившие со своих мест шестерни со скрежетом истирали одна другую.
Томазо следил за тем, как сопротивляется брат Агостино натиску мастеровых, с напряженным вниманием.
— Свидетеля! — кричали часовщики. — Покажите нам свидетеля!
— По уставу Инквизиция не имеет права… — пытался перекричать толпу Комиссар Трибунала.
— Свидетеля давай, свиное рыло!
Толпа разогревалась все сильнее. И когда опытные доминиканские бойцы под напором толпы, прикрывая спины друг другу, начали медленно отступать к магистрату, Томазо понял, что свидетеля придется предъявить. Иначе — беда.
— Хорошо! — поднял он руку, едва в них полетели огрызки яблок, а затем и чей-то деревянный башмак. — Я покажу вам свидетеля!
— И где он?!
Исповедник обвел толпу внимательным взглядом. Он видел этого парнишку в толпе не так давно.
— Марко! Где ты?! Подойди сюда!
Ремесленники завертели головами, пытаясь понять, какой именно из нескольких городских Марко согласился сделать навет на мастера самого могущественного цеха в городе. С краю даже возникла короткая свалка — били, не разобравшись, абсолютно не причастного к делу Марко-золотаря.
— Марко Саласар! — требовательно повторил Томазо. — Подойди к магистрату, я сказал!
Он знал, что должен вытащить сюда свидетеля во что бы то ни стало, иначе и впрямь изваляют в перьях.
— Не бойся, Марко!
В центре толпы возникло какое-то движение, и Томазо с облегчением вздохнул. К магистрату, вжимая голову в плечи и стараясь не смотреть по сторонам, пробирался согласившийся дать показания на Олафа подмастерье.
«Ну, слава богу!»
А когда до ступенек магистрата осталось полтора десятка шагов, Марко вдруг словно споткнулся, и вокруг него мгновенно образовалось пустое место.
— Черт!
Единственный свидетель обвинения Олафа Гугенота в колдовстве лежал на брусчатке лицом вниз и не подавал признаков жизни. Томазо сбежал по ступенькам, раздвигая мастеровых плечами, пробился к парнишке и присел.
— Марко…
По ржавой от железной пыли рубахе свидетеля быстро расползалось багровое пятно.
— Врача! — заорал Томазо. — Быстро врача!
Двое стоявших прямо за спиной у Бруно мастеров прекрасно все видели. И они знали: кто бы ни был этот парень в сарацинском халате, он свершил правосудие. Ибо Марко посягнул на самое святое — круговую поруку цеха.
— Беги, — рывком сунул мстителя за свою спину один из мастеров, и второй тут же встал рядом.
— Врача! — орал человек с лицом нотариуса. — Быстро врача!
И обильно смоченные только что пролитой кровью невидимые шестерни города дрогнули и сдвинулись с места. Чего-то требовал склонившийся над телом студент медицинского факультета Амир, орали друг на друга святые отцы, но Олафа уже выводили из недостроенного здания монастыря, а ремесленники мигом потеряли всякий интерес к делу.
— Привет, Олаф!
— Как ты, богохульник чертов?!
— Понравилось тебе в женской обители?..
Только теперь Бруно осознал, каких усилий стоило ему все, что он сделал. В голове начался звон, дыхание перехватило, и он, с трудом дойдя до ближайшей стены, осел на брусчатку. Шестерни перед глазами вращались слаженно и легко. А спустя каких-нибудь четверть часа площадь была пуста, и лишь на ступеньках магистрата валялись огрызки яблок да чей-то деревянный башмак.
Амир погрузил умирающего Марко Саласара на подводу и как мог быстро привез его к городскому лекарю — стремительному в движениях, ясноглазому греку.
— Посмотрите его, Феофил…
Врач приоткрыл полу куртки подмастерья и тут же потерял к раненому всякий интерес.
— Умрет.
— Может быть, что-то еще можно сделать?
Грек отмахнулся:
— Хочешь — пробуй. Но учти: я таких видел десятки, а потому знаю, что говорю.
Амир почесал затылок. Они в Гранадском университете начали изучать полостные операции не так давно, а шанс попрактиковаться у него был только один — раненный в живот раб-христианин с галер.
Аллах ведает, что рабы не поделили, а главное, кто пронес на галеру острейшее лезвие без рукояти, но христианину располосовали всю брюшину слева направо.
— Спаси меня, сарацин, — умолял лежащий на боку раб, едва понял, что Амир собирается запихивать лежащие на палубе кишки обратно.
— Если получится, — честно предупредил Амир. — Я еще только студент.
Потеря крови была относительно небольшая, и Амир дал рабу опиума, расстелил коврик для намаза, тщательно вымыл руки и лицо и вознес Аллаху благодарность за этот прекрасный день.
— Ты теряешь время, — прохрипел все еще не ушедший в опиумные грезы раб.
— Время, проведенное в молитве, не потеряно, — улыбнулся Амир и принялся отмывать кишки от приставшей к ним палубной грязи.
Как ни странно, раб выжил, и Амира долго ставили в пример менее проворным ученикам.
— Делайте, как ваш сокурсник, — горячо рекомендовал преподаватель хирургии Ахмад аль-Ахмад. — Среди рабов масса превосходного учебного материала! Их господа слишком жадны, чтобы оплачивать труд врача, а потому они с удовольствием вверят свою собственность вашим кривым, пока еще ни на что, кроме убийства больных, не годным рукам!
Но Марко был ранен намного серьезнее, чем тот раб. Длинное, тонкое орудие проникло в его тело сзади, со стороны почек и, судя по всему, поразило желудок. Проведению таких операций их в Гранаде даже
