– И вы верите ему?
– У меня нет оснований…
– У вас нет оснований! А где он сам пропадал весь день? Почему пришел в лагерь так поздно?
– Я спрашивал, он не говорит.
– Еще бы он все выложил вам!
– Вы что же, подозреваете…
– Я ничего не подозреваю, просто я знаю Курта больше, чем вы. И уже говорила вам, это страшный человек.
– Вы боитесь его?
– Да, боюсь. И чем дальше, тем больше.
– Но ведь вы здесь не одна, мисс Эвелина. Мы с Жаном… Я, по крайней мере… Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.
– Спасибо, Крымов. Только знаете, что я вам скажу. Простите, конечно, за откровенность. Но с вами мне еще страшнее.
– Почему? – удивился Денис.
– Потому что я между вами и Куртом… Как бы это лучше объяснить? Ведь вы, как два тигра в клетке. Мира между вами не будет никогда. А вы будто нарочно еще больше обостряете отношения. Зачем это? Мне многое нравится в вас, Крымов. Но много в вас и такого, что я не могу понять, не могу увязать с вашим умом, вашим трезвым взглядом на жизнь. С одной стороны, вы принципиальны, прямолинейны сверх всякой меры. А с другой… Как бы это сказать?… Слишком добры, слишком покладисты, мягкотелы, слишком доверчивы, что ли. Ну, зачем вы тогда, чуть не в первый день, ударили Курта? Ведь можно было просто отказаться от его предложения, не обостряя обстановки, тактично. А вы, как еж, ощетинились всеми своими иглами… И в то же время фактически все тянете на себе, работаете за всех. А вчера даже после того, как Курт устроил настоящее побоище из-за мнимой пропажи чемодана, вы не нашли ничего лучшего, как полезть за этим чемоданом на дерево. Мне хотелось надавать вам за это пощечин. А Жан, который вначале готов был молиться на вас, наверное, возненавидел вас после этого. Или вот еще – вы, я знаю, прячете от всех какую-то безделушку, а ножом вашим, единственным здесь оружием, может воспользоваться кто угодно. Словом, вы постоянно бросаете Курту вызов и в то же время показываете ему свои слабые стороны, которыми – поверьте мне, Крымов! – он не преминет воспользоваться. Я же между вами, как между двух огней… Вы понимаете меня?
Денис нахмурился.
– Я понимаю вас. Но хочу, чтобы и вы поняли меня. Не ударить Курта в тот день я не мог. Есть вещи сильнее здравого смысла и общепринятой логики. То, что вы назвали «предложением», я воспринял как величайшее оскорбление. И тут мне добавить больше нечего. Что же касается моей нетактичности, то я просто не считаю себя обязанным быть тактичным с этим фашистским выродком. Потому что я чту свое достоинство и свою гордость. Гордость советского человека.
– Боже, какое значение это имеет здесь, сейчас!
– Это имеет значение везде и всегда, а в таких экстремальных условиях – тем более. Вы, насколько я понял, хотели бы убедить меня поступиться этой гордостью, стать ради мира в нашей колонии более терпимым к этому негодяю. Этого не будет никогда. Я могу пожалеть женщину, больного человека, даже обезьянку. Но потакать прихотям богатого бездельника меня не заставит никто, чем бы мне это ни грозило. А почему я, тем не менее, сам все «тяну», как вы выразились? Так это я делаю ради себя, немного ради вас. Просто, чтобы выжить, чтобы вырваться из этой западни. Ведь не сделай этого я, этого не сделает никто. Обычный разумный эгоизм! Ну не могу же я, наловив, скажем, рыбы, не пригласить к столу даже ненавистного мне Курта. У нас так не делают…
Денис сильно потер лоб.
– А вот то, что вы сказали относительно ножа и эта история с чемоданом… Тут вы правы. Да, правы! Не стоило мне лезть на дерево. И я извинюсь за это перед Жаном.
– Если вам представится еще такая возможность.
– Что вы хотите этим сказать?
Журналистка отвела глаза в сторону.
– Я не могу сказать еще ничего определенного. Но боюсь, что больше мы не увидим нашего Жана.
– Нет! Я найду его. Найду во что бы то ни стало! Хотя бы мне на четвереньках пришлось исползать весь этот распадок.
Но многодневные поиски закончились ничем. Денис обшарил и весь распадок и все прилегающие холмы, нашел еще два газовых пузыря, даже спускался в них – Жана нигде не было.
Зато недели полторы спустя на противоположной стороне острова, на наблюдательной скале, где он проводил теперь большую часть времени, его ждала другая находка, другое открытие, которое перевернуло всю его жизнь.
Глава шестнадцатая
Солнце спустилось к самой воде, когда Денис, вынув из тайника бинокль, в последний раз в этот день забрался на скалу. Вечер выдался ясным. Зной спал. Ветра почти не чувствовалось. Воздух был так чист и прозрачен, как бывает лишь в открытом океане, за тысячи миль от берегов.
Но тщетно всматривался Денис в бесконечную линию горизонта. Океан был пустынен. Ничто не нарушало золотисто-аквамаринового буйства красок, каким залит был весь океан, весь опрокинувшийся над ним небосвод.
Денис сел на теплый от дневного зноя камень и, положив бинокль на колени, провожал глазами солнце. Сейчас, когда оно уходило все больше в воду, на него можно было смотреть незащищенными глазами. Но по воде еще бежала ослепительно яркая дорожка, и крохотные золотинки мерцали на металлических обоймах бинокля.
Мысли Дениса вновь обратились к неведомым предшественникам их судьбы. Кто же были они, те, кто оставил здесь эту вещицу, и долго ли пришлось им вот так, сидя на вершине скалы, провожать уходящее солнце? Денис снова поднес бинокль к глазам и вдруг заметил на тубусе полустертую надпись. Что бы это могло быть?
– Дап… Или Даи… Нет, Дан…- дальше буквы были неразборчивы.
Он почистил рукавом позеленевший металл и вдруг отчетливо прочел:
– Даная.
Солнце блеснуло в последний раз и ушло под воду. Узкий зеленый луч взметнулся в небосвод, качнулся из стороны в сторону, растаял в ранних сумерках. Свежей сырой прохладой дохнул внезапно окрепший ветер. Но Денис не заметил всего этого.
– Даная… Даная… – шептал он, не сводя глаз с бинокля. Память настойчиво подсказывала, что где-то, что-то было связано с этим словом. Что-то очень большое, очень важное. – Даная…
И вдруг он вспомнил. Это же название яхты, на которой, по рассказам Грея, вышли на последнюю морскую прогулку м-р и миссис Томпсон со своей дочерью, яхты, которая высадила их на необитаемый остров и которой не суждено было забрать их обратно.
Но если бинокль с «Данаи» оказался здесь, то… Денис вскочил с места и в сильном волнении заходил по скале.
– Как это рассказывал м-р Грей?… «Остров крохотный, на картах моих не был даже обозначен… Пальм там, правда, не было, но столько зелени, такая чистота, свежесть…» И потом: «Вошли мы в красивую круглую бухту и причалили к небольшому пляжику…» Ну ясно, это о нем, об этом самом острове говорил старый моряк! Это здесь, на этом пустынном берегу, коварный Джордж Томпсон высадил обманутого брата с женой и дочерью, чтобы вечно странствующая каменная глыба унесла их в бескрайние океанические дали!
Здесь, все здесь… Предчувствие не обмануло Дениса. Судьба забросила его туда же, где три года назад осталась пленницей океана синеглазая мисс Норма. Теперь это было очевидным, как и то, что именно им, Томпсонам, принадлежала хижина, развалины которой он обнаружил на берегу Круглой бухты, что именно они разводили здесь на вершине скалы огонь, чтобы сигнализировать проходящим кораблям, что именно они оставили здесь и этот бинокль с надписью «Даная».
Словом, можно больше не сомневаться, что все, о чем рассказывал старый капитан, произошло здесь, на этом каменном айсберге. Но что было дальше? Как сложилась дальнейшая судьба мисс Нормы и ее родителей? К себе на родину они вряд ли вернулись. Ибо такая сенсация, конечно, не осталась бы незамеченной газетчиками. Не говоря уже о том, что об этом не могли бы не знать ни Джордж Томпсон, ни м-р Грей. Не было как будто смысла и сохранять им инкогнито в какой-либо другой стране. Остается предположить, что они так и остались на острове и либо погибли здесь, либо…
У Дениса даже во рту пересохло от вновь вспыхнувшей догадки. Неужели те люди, что прячутся в лесу, трижды спасли его от смерти, и есть до сих пор живущие здесь Томпсоны?
Но почему, почему в таком случае, эти милые американцы не выйдут к ним? Не заговорят с ними, не расспросят, кто они, откуда, не поинтересуются, что делается в мире? Почему они только следят за Денисом и его спутниками, лишь время от времени напоминая о себе столь оригинальным способом. Нет, м-р и миссис Томпсон так поступить бы не могли. М-р и миссис Томпсон… Но ведь с ними была еще мисс Томпсон, мисс Норма. А что если старшие Томпсоны погибли и в живых осталась только она, синеглазая Норма, о которой с таким восторгом говорил м-р Грей?
Тогда, кажется, можно объяснить все. Все, вплоть до… выбитых из рук Эвелины орхидей. И что, в самом деле, вздумалось ему дарит цветы журналистке? Вот если бы он встретил Норму!…
Денис окинул взглядом лежащий у его ног остров и тут только заметил, что день совсем уже угасает. Он начал поспешно спускаться со скалы. Однако мысли его по-прежнему витали вокруг синеглазой хозяйки острова. И от одного предположения, что это она запустила в немца камнем, она помогла выбраться из провала, она не хотела, чтобы он дарил цветы Эвелине, все существо его наполнялось таким острым пьянящим чувством, какого он не испытывал никогда в жизни.
Между тем, стало совсем темно. Ночь наступила сразу. Тьма словно упала на остров, в несколько минут затопив все холмы и лощины. Денис осторожно, почти на четвереньках, миновал последние метры спуска и вышел на берег океана.
Здесь было светлее. Внизу, под обрывом, глухо рокотал невидимый прибой, да где-то высоко над головой тихо шелестели листвой деревья. И больше ни звука не слышалось над спящим островом. Лишь слабый, еле ощутимый запах цветущего жасмина плыл со стороны Китового мыса, напоминая о той, которая, может быть, также стояла сейчас где-то на берегу, вдыхая бодрящую свежесть океанических просторов.
