– Ты где-нибудь работаешь?
– Я ничего не умею делать.
– Сначала и я не умел. Но кто хочет, тот научится.
– А я не умею хотеть.
– Захочешь – научишься.
Фелек остался у Матиуша, и они зажили вдвоем.
Матиуш встает чуть свет, а Фелек спит.
«Устал, бедняга, пускай отдохнет», – думает Матиуш.
День за днем проходит, Фелек отдыхает, а Матиуш работает за двоих. Пришлось продать отцовские часы. Когда Матиуш отрекся от престола, казначей выдал ему из королевской сокровищницы бриллиантовый перстень отца, мамины серьги и вот эти часы. Если бы не Фелек, он ни за что не расстался бы с этими вещами, которые напоминали ему о родителях. Но нужно было купить Фелеку койку, одежду, и денег на еду уходило теперь вдвое больше.
Фелек сидит дома и курит папиросы. Накупил каких-то дурацких книжек, но даже читать ему лень.
Поэтому Матиуш очень обрадовался, когда Фелек изъявил желание пойти на фабрику.
– А меня примут? – с сомнением спросил он.
Матиуш заранее переговорил с мастером, но Фелеку ничего об этом не сказал. Еще подумает, что он для Матиуша обуза и ему хочется от него избавиться.
– Может, отдохнешь еще?
– Нет, хватит!
Теперь по утрам они вдвоем шагают на фабрику. Дорогой болтают о всякой всячине. С товарищем идти веселей.
А о том, что было, Фелек так и не обмолвился ни словом. Если стыдится, значит, нечем похвастаться.
– Вот тут приводной ремень, зазеваешься – и прощай рука! – предостерег его Матиуш. – Два года назад одному парнишке руку оторвало. А тут тоже гляди в оба, не то шестернями затянет.
– Ладно, ладно, – говорит Фелек.
Прошел месяц, и Фелека не узнать. Он освоился на новом месте, повеселел: поет, насвистывает, шутит. Одним словом, другим человеком стал.
Друзья работают рядом и всю неделю проводят вместе. Только по воскресеньям расстаются: Матиуш остается дома, а Фелек куда-то уходит.
Когда он возвращается, Матиуш точно не знает: он оставляет дверь открытой, а сам ложится. Но, видно, поздно, потому что в понедельник с трудом продирает глаза.
Матиуш не спрашивает его, где тот пропадает по воскресеньям: не хочет, чтобы Фелек расспрашивал, чем он занимается дома.
А Матиуш, оставшись один, пишет книгу. Это немножко сказка, немножко быль. Ему не хочется, чтобы об этом знали, пока он не кончит, и он прячет написанное в ящик комода под белье
Однажды между друзьями чуть не вспыхнула ссора. Матиуш проснулся утром и видит: на полу ошметки грязи, окурки, на столе опрокинутая чернильница. Матиушу стало обидно: он в субботу все вымыл, выскреб, навел порядок.
– Опять ноги не вытер?
– Не вытер, ну и что? Я не такой чистюля, как ты. Чай, не во дворце рос. Коли надоел – прогони. Хозяин здесь ты, я из милости у тебя живу.
– Ты мой гость.
– Хорош гость – пол заляпал грязью, чернила разлил.
Матиуш не стал спорить: испугался, как бы Фелек в самом деле не ушел.
Но Фелек не успокоился. Как будто бес в него вселился. И дома, и на фабрике из-за любого пустяка привязывается. Сразу видно, предлог ищет для ссоры.
Неделю человек как человек – веселый, уживчивый, а потом два-три дня его не узнать, словно подменили. Ворчит, ругается из-за всякой ерунды: из-за молотка, табуретки, крючка на вешалке.
– Здесь я всегда пальто вешаю! Какая скотина посмела занять мой крючок?
А сам отлично знает: это пальто мастера. Нарочно говорит, чтобы разозлить его.
Рабочие спускают ему все из уважения к Матиушу. Но Фелек совсем потерял чувство меры, зарвался. Ясно, работу хочет бросить, но прямо этого не говорит, а ждет, когда его выгонят.
По Матиушу не поймешь, замечает он, что с Фелеком творится, или нет. Стоит за своим станком и прилежно работает, иногда лишь поднимет на минутку голову и скажет:
– Брось, Фелек! Перестань! Как тебе не стыдно!
Однако Матиуш все видит, все замечает. «Фелек не находит себе места, нервничает, как почтовая крыса, когда ей пора в путь», – думает он.
XXXI