Петр навел фотоаппарат, щелкнул. Повернул кольцо перемотки кадров — и вдруг почувствовал, что пленка не протягивается. «Сорвалось», — с досадой подумал он. А впереди — в самом конце улицы — уже высилось желтое, почти фантастическое здание с высокими минаретами, с зелеными куполами, с узкими окнами-бойницами — знаменитая — мечеть Каруны, о которой говорил ему Роберт.
Он остановился, соображая, что же делать. Кто-то налетел на него с разбегу. Это был высокий.
— Извините!
Он явно боялся потерять Петра в уличной толпе и потому шел за ним почти вплотную.
— Это я виноват, — вежливо ответил Петр.
Он кивнул на фотоаппарат:
— Такая досада! Сорвал пленку. Придется возвращаться в отель.
— Зачем же в отель… Высокий покрутил головой:
— Вот же есть фотография!
Действительно, метрах в тридцати на противоположной стороне улицы висела вывеска — «Фотоателье».
Только тут Петр вспомнил, ради чего, собственно, предпринята им эта прогулка! И мысленно решил, что, если бы даже пленка в действительности не сорвалась, ему стоило бы это придумать.
Теперь, по крайней мере, этот местный Шерлок Холмс не увидит ничего подозрительного в его визите в фотографию.
Хозяин — опять же южанин! — Петр больше не удивлялся — южане были здесь всюду, где требовались специалисты, — оказался понятливым.
Он охотно согласился переснять письмо доктора Смита. Затем осторожно перемотал пленку, перезарядил камеру.
Письмо доктора Смита он небрежно сунул в кипу документов, видимо уже приготовленных для пересъемки.
— К вечеру будет готово, са.
— А пораньше?
— Много работы, са.
Делать было нечего, и Петр, немного помедлив, кивнул:
— Ладно.
Яркое ослепительное солнце резануло глаза, когда он ступил на тротуар. Высокого уже не было.
Нищий-слепец, сидевший у двери фотографии, поднял голову и запричитал:
— Пенни, батуре… Батуре, пенни!
Кряхтя, он поднялся и потащился за Петром, легонько постукивая кривой палкой по твердой земле.
Улица упиралась в просторную площадь перед мечетью, величественным сооружением в нарочито мавританском стиле. Это скорее даже был дворец с невысокой башней посредине, увенчанный большим зеленым куполом. Два шестигранных минарета, дважды опоясанных круглыми балкончиками, возвышались по углам фасада.
Все здание окружала невысокая желтая стена с воротами в мавританском стиле, закрытыми железными решетками. Яркий солнечный свет заливал площадь, мечеть. Небо было чистым, акварельно- голубым, без единого облачка.
За оградой высились раскидистые деревья, протянувшие густо-зеленые ветви за стену. В их тени сидело несколько стариков, лицом к другой стене — высокой, беленой, с крепостными зубцами.
Петр медленно обошел мечеть, фотографируя ее со всех сторон. Решетка ворот оказалась приоткрытой. Петр заглянул туда.
Двор мечети, вымощенный цементными плитами и чисто выметенный, манил прохладой.
— Батуре!
Еще не дряхлый одноглазый старик, сидевший на бетонных ступеньках у входа в мечеть, махнул рукой:
— Батуре!
Петр вошел. Старик встал и заковылял ему навстречу.
— Хочешь наверх? — спросил он на ломаном английском языке. — Наверх? Снять картинку, а?
Он хитро подмигивал единственным глазом — второй у него был закрыт коричневым, дряблым веком.
— А можно?
— Можно, можно, — торопливо закивал старик. — Давай пропуск.
— Какой пропуск? — удивился Петр.
— А вот какой!
Старик протянул ладонь, на которой лежал мятый и грязный листок бумаги в клеточку, вырванный из ученической тетради. На листе что-то было написано арабской вязью и стояла замысловатая печать.
— Кто же дает такие пропуска?
Старик опять хитро подмигнул своим единственным глазом:
— Султан…
Его лицо приняло плутовское выражение. Петр рассмеялся:
— Извини, папа.
— Постой! — встревожился старик и протянул сухую руку: — Три боба…
Петр отсчитал ему в ладонь три шиллинга.
— Иди.
Старик кивнул на небольшую дверцу в стене.
Петр сделал несколько шагов и остановился. Рассказ учителя не выходил у него из головы с того самого момента, когда он увидел зеленый купол мечети.
— Папа…
Петр сунул руку в карман, вытащил несколько монет и позвенел ими в горсти. Старик весь подался вперед.
— А раньше… была здесь мечеть? — спросил Петр, подбрасывая монеты на ладони.
— Была, была, — поспешно закивал старик, жадно следя за сверкающими кружками металла. — На этом самом месте.
— А куда же она делась?
Старик рассмеялся хриплым дрожащим смешком.
— Аллах дал, аллах взял. Пришли батуре и…
— Разрушили?
Старик отрицательно покачал головой.
— Младшая жена султана взорвала порох, когда сказали, что султан убит. Здесь было много оружия и много патронов. Вон в том месте, позади мечети.
Он слабо махнул рукой куда-то за спину Петра.
— А потом батуре построили эту мечеть. Новую и большую. Самую большую в Африке. Теперь с нее можно увидеть всю Каруну!
Петру показалось, что в единственном глазу старика сверкнула злоба — он даже перестал следить за подбрасываемыми монетами.
— И все старинные бумаги, все документы и письма султана, которые хранились в старой мечети, погибли?
Петр садал этот вопрос безразличным тоном, но старик насторожился.
— Батуре ищет старинные бумаги? — спросил он с подозрением после минутного молчания и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Батуре тоже знает, что я писал письма для султана? (Сердце Петра сжалось, он весь напрягся.) Много других ученых, батуре, спрашивали меня о бумагах, которые я писал, но…
Старик закрыл свой единственный глаз и медленно развел руками. Голос его был сух и бесстрастен:
— …но все, что хранилось у нас, служителей аллаха, погибло в старой мечети.
