Снег завалил окрестные горы. Мы перешли в бухту Бурбон, а затем стали лагерем у южной морены ледника Натхорста. За девять дней маршрута — два с глухим туманом и неделя с бурным ветром и волнением, не считая дождя и снега. Настроение соответствует результатам, то есть плохое. Оно у меня несколько улучшилось, когда я обнаружил в бухте Ингебрехтсен следы ещё одной русской стоянки, которую, кстати, не назвал X. Нойс. Стоянка, очевидно, молодая, наряду со слюдой встречается стекло. А вот веретено и кусочки амальгамы, осыпавшейся с зеркала, наводят на мысль о том, что здесь была женщина.
Для меня эта находка стала еще одним объектом, обогатившим составляемую мной карту русских поселений или, возможно, кратковременных становищ на Шпицбергене. Я — гляциолог, составление такой карты не входит в мои обязанности, но мне эта работа доставляет удовлетворение и вселяет надежду, что мой «побочный» труд принесет определенную пользу. Если историки и археологи докажут (а у меня есть основания в это верить), что русские здесь бывали до плавания В. Баренца, мне по понятной причине будет вдвойне приятно.
Вечером 6 августа, используя затишье, перешли на шлюпке через залив к северной морене ледника Натхорста. В нашем положении переход в три километра — уже событие! Укрылись в одной из моренных бухточек. Кто только создал эти безжизненные нагромождения камней и грязи — мощный артиллерийский обстрел, бомбардировка метеоритами или черти, игравшие здесь в чехарду? Вода в небольших озерках вблизи лагеря заметно соленая, очевидно, при своем движении ледник захватил и засоленные грунты со дна залива. Так же было и на леднике Паула у Свеагрувы, только там поперек, а здесь вдоль залива.
На следующий день можно было различить окрестные вершины. Я приступил к привязке концов ледников и определению положения границ питания на них. Здесь она лежит в среднем на пятистах пятидесяти метрах. Этой же работой мне предстояло заниматься и в последующие дни. Не погода, а сплошное противоборство стихий, причем противостоят друг другу ветры противоположных направлений. Не везет нам с погодой и так же не везет со связью: мы слышим, нас нет...
Утром 8 августа погода стала несколько улучшаться. Снарядившись для недельного маршрута, я перебрался в долину Дэвиса, откуда отлично виден ледник Пенка. Дэвис и Пенк, имена которых увековечены в географических названиях, известные геоморфологи, не всегда единодушные в своих научных концепциях при жизни. Невольно пришла в голову мысль, что и теперь они противостоят друг другу, как много лет назад.
К сожалению, мне снова не повезло: на вершины наползли низкие облака. Я решил утро следующего дня использовать для перехода к устью долины Улла, где, если верить карте, есть хижина. Пока я шел, облачность начала рваться, в разрывах появилось голубое небо. Это радовало и прибавляло сил, ноги несли меня словно сами собой. Какой пейзаж открывается взгляду! Правильный шатер горы Берцелиус, перечеркнутый двумя полосками облачности, парит над Ван-Келен-фьордом. Зеленые долины с серыми галечниками вдоль речек, множество оленей, гусиные стаи, местами карминные пятна мхов. Глаз отдыхает после созерцания опостылевших морен. Осмотрел всю группу ледников в верховьях долины Улла, а вот надежды на более или менее благоустроенное пристанище не оправдались — хижина оказалась жалкой лачугой, продуваемой насквозь. Устраиваюсь для сна на сорванной двери под открытым небом, благо погода милостиво позволяет.
10 августа я потратил на единственный ледник Мидтерхук, самый западный и уже поэтому интересный. И, оказалось, не зря: обозначилось, как и ожидал, снижение границ питания к западу, примерно на сотню метров.
Отличный погожий денек, но к вечеру дымка, горы на Земле Веделла Ярлсберга погружаются в синюю мглу. А наутро я проснулся на своем жестком ложе от резкого ветра. Наспех приготовил завтрак, собрал рюкзак и почти бегом к палатке в долине Дэвиса. А облачность уже седлает ближайшие гребни, ветер на ходу так и толкает в спину. В долине Дэвиса мне повезло: через несколько часов погода снова переменилась к лучшему, и я закончил всю программу на юге Земли Натхорста, даже с некоторым превышением — еще удалось отметить на карте границы питания и на ледниках Земли Веделла Ярлсберга. Оказалось, что они понижаются к югу до четырехсот метров.
Все, что мне удалось узнать во время этого маршрута, — дополнительные детали, важные для решения проблемы, озадачившей Тиррелла.
Последняя ночевка в одиночку, короткие сборы, и можно возвращаться. В лагерь, который показался мне необычно большим (шлюпка, палатка, антенна, груда вьючных ящиков и канистр), я явился в самый раз, чтобы помочь своему напарнику поставить дополнительные тенты для защиты палатки от штормового ветра.
Шторм навалился на нас деловито и неотвратимо. Палатка ходила ходуном, оттяжки едва держали, а антенна завывала, словно разъяренная ведьма. Совсем рядом ходили целые водяные горы, размывая морены и перекатывая обломки айсбергов, будто камешки на ладони. Из палатки мы предпочитали не вылезать и с тревогой поглядывали на оставшиеся харчи: ведь мы не ждали такого развития события, поэтому часть груза и продовольствия для облегчения шлюпки оставили в заливе Решёрш. Коротая время, мы подводили и обсуждали итоги сделанного.
Все проходит, даже арктический шторм. У нас осталось полбанки консервов, полбуханки хлеба, кило сухарей и немного крупы.
Выводим свое суденышко из укрытия, и через несколько часов мы уже в Решёрше. Теперь нужно выждать, сверяясь по таблицам приливов-отливов, время, когда встречные течения в проливе Мария уравновесят друг друга.
Прорыв в Ван-Мейен-фьорд дался тяжело, ценой тяжкого нервного напряжения, но в целом прошел успешно, хотя временами проходил, по выражению В. Высоцкого, «как с горы на собственном заду», а иногда казалось, что мы стремительно катимся на телеге по булыжной мостовой. Практически весь пролив — сплошной сулой[14] и очень трудно предугадать характер течений. Все- таки мы прорвались. Впереди Свеагрува и южная часть Земли Норденшельда — сплошное белое пятно на нашей карте в смысле границ питания ледников.
В условиях приличной погоды пять дней работали по прежней программе на Земле Натхорста. Благодаря этому еще один район Шпицбергена лишился покрова тайны.
21 августа пришли в Свеагруву. Теперь мы при самых неблагоприятных условиях сможем добраться до Баренцбурга пешком, в крайнем случае ближайшее человеческое жилье тоже не так далеко. Когда мы пришли туда, первым делом развернули свою «немую», но не «глухую» рацию. Из того, что эфир донес до нас, поняли: Зингер из лагеря на ледоразделе Фритьоф — Гренфьорд разговаривает с геологами, причем говорят о нас. Такое заключение мы сделали из сообщения геологов, будто они видели шлюпку, шедшую курсом на Свеагруву. Значит, нас либо уже ищут, либо собираются искать. Как же важно было дать им знать о себе... На следующий день я решил осмотреть берег в западном направлении до мыса Блахукен, но никого не встретил. Здесь же заночевал, а когда проснулся, услышал вдруг характерный гул вертолетных двигателей. Выскакиваю в одной тельняшке из приютившего меня домика и вижу: вдоль берега идут две машины курсом на Свеагруву. Делаю все, чтобы привлечь к себе внимание. Но, как сказали мне пилоты, я должен благодарить свою тельняшку: фигура в тельняшке на пустынном берегу — все-таки штрих! В Свеагруву я вернулся, таким образом, на вертолете. Оказалось, что Баренцбург, озабоченный нашим молчанием, действительно, дал указание во время обычных рабочих полетов попутно искать нас.
В Свеагруве Троицкий снова набросился на свои морены, с которыми он впервые познакомился еще в 1965 году. На моей же карте границ питания ледников по этому району были пропуски, и я занялся их ликвидацией. Трудности это не представляло: я наперед знал (опыт!), что на месте пропусков должно быть, оставалось только проверить на местности.
Ощутимо приближение конца лета. Луна по ночам уже приобретает золотистый блеск, а морозец прихватывает напоенную влагой почву. От Свеагрувы я пошел на восток по широкой долине Чёллстрем, а затем по кромке ледников Эдвард и Нурсюссел 26 августа вышел на главный водораздел острова, с которого увидел Баренцево море с россыпью зеленоватых айсбергов, словно брошенных на сапфировую гладь. Синий Стур-фьорд, синие очертания острова Эдж с подсиненными ледниками и молчание Арктики, глубокое и многозначительное.
