— Урман — он такой… Ничего, поплывем — обсохнешь.
«Ишь ты, утешитель!» — с неожиданной злобой подумал Юра и зашагал вперед напропалую, без разбора, без опаски. И странно: идти стало легче.
Ближе к вечеру, остановившись, чтобы раскурить трубку, Куриков сказал:
— Однако, плыть пора.
Вангур неторопливо нес свои воды меж низких заболоченных берегов. С трудом нашли место посуше — небольшой холм, поросший кедром, елью и сосной. Здесь решили остановиться, чтобы построить лодку.
С утра свалили кедр и сосну. Плотничать взялись Куриков и Пушкарев. У обоих был опыт подобной работы. Николая и Юру Борис Никифорович послал на охоту:
— Берите ружья, пса — и ждем вас с мясом.
— Вялить будем?
— Вялить… Это кто мешок бросил? — Пушкарев тронул рюкзак ногой и почувствовал что-то необычное. Присев на корточки, он принялся развязывать тесьму…
Из палатки выбрался Юра:
— Мой. Давайте уберу.
— Стоп, стоп! Что это в нем?
И тут на свет божий была извлечена та самая «штука», которую несколько дней назад обнаружил профессор.
— Гитара?! Ты же ее оставил Степану.
Бедный Юра! Он не рассчитывал, что его уловка будет разоблачена так скоро.
— Оставлял. Ну только… вот как-то так получилось…
Пушкарев решительно размотал бечевку, скинул с гитары брезентовую одежку и шагнул к костру.
— Договаривались? — напомнил он. — Ничего себе походное снаряжение!
Еще секунда — и гитара полетела бы в огонь.
— Ну Борис Никифорович! Ну разве можно? Сжечь ее мы всегда успеем. Мы ж ее не потащим. Она ж сама поплывет. Положим в лодку — и поплывет…
Так Юру убеждал Пушкарева, а сам постепенно овладевал гитарой. На помощь пришел и Николай:
— Оставьте, Борис Никифорович. Он нам такие романсы исполнит — держись!
— «Романсы»! — передразнил Пушкарев, но злости было маловато. — Заладили оба: «Никифорович», «Никифорович»! Что я вам, министр? Только в прошлом году сменил комсомольский билет на партийный… Живо отправляйтесь на охоту!
— Это — пожалуйста, — с величайшей готовностью откликнулся Юра…
Уже на изрядном расстоянии от бивака, прыгая с кочки на кочку, Юра сказал Николаю:
— А с ним, оказывается, можно иногда ладить.
Николай не ответил: рискуя оставить бродень в болоте, он с натугой вытягивал ногу из вязкой жижи.
Когда они вернулись с охоты, у поваленного изрубленного кедра лежало готовое днище лодки. Куриков и Пушкарев вырубали из сосны борта.
— Ну-у мастера! — удивился Юра. — Что тебе настоящие судостроители!
Собака ли плохо работала без хозяина или мало было в этих местах дичи, охота не была удачной. Весь следующий день Николай и Юра опять лазали по громадному окрестному болоту, и весь день тюкали топоры и шуршало тесло на стоянке геологов.
Когда уже заканчивали смолить лодку, в голову Юры пришла блистательная, как он считал, идея. Распластав один из мешочков для минералогических образцов, он на живую руку изготовил небольшой флажок и на нем углем вывел:
«ВПЕРЕД!»
— Ты понимаешь смысл этого великого слова?
Вопрос был обращен к Николаю. Как явствовало из него, урок демократизма, данный начальником группы, пошел впрок: даже Юра, самый младший из путников, отверг высокое «вы» в пользу дружеского «ты».
— Не понимаешь? Расшифровать ты это слово можешь? А я — пожалуйста. Смотри. — Последовательно тыча в каждую букву надписи, Юра «расшифровал»: — «Великие Путешественники Едут Разыскивать Елки Да Палки». Осознал?.. Неостроумно? Придумай поостроумнее. Пожалуйста. Вот вам, товарищ, мое стило.
Николай беззлобно отмахнулся от протянутого ему куска угля.
— Отвяжись, чудик. Помоги лучше мясо сложить в мешок.
Но Юра уже шествовал к лодке.
— На флаг! Смирно! — провозгласил он и, с напыщенной торжественностью ступив в лодку, прикрепил флажок на ее носу.
2
И вот лодку завалили пожитками, уселся на корме с веслом в руках Куриков, в ногах у него устроилась лайка, на заднюю скамью забрались Николай и Юра, переднюю занял Пушкарев. Встрепенулся флажок — лодка двинулась по реке… Что-то ждет их там, на диких, нехоженых берегах Вангура, в неизведанном сердце урмана?..
Пушкарев сразу занялся делом: начал, пользуясь компасом, маршрутную съемку. Николай шарил по берегам биноклем, изредка фотографируя их.
Медленно текла река, и так же медленно — время.
На пути лодки нет-нет, да возникали большие травянистые кочки. Куриков ловко отвертывал от них. Иногда, взяв второе весло, Юра помогал проводнику.
Но кочек становилось все больше. Чуть ли не на каждом метре торчали они из воды, словно какие-то упрямые бессловесные твари, сговорившиеся всем скопом загородить людям дорогу. В конце концов лодка остановилась. Кочки зажали ее. Весла не помогали, шесты безнадежно вязли.
— Кто храбрый — в воду! — с сумрачной шутливостью скомандовал Пушкарев.
Николай глянул на него недобрым взглядом и, скинув ватник, перелез через борт. Было неглубоко, по колени, со дна поднялась муть. Навалившись на лодку, Николай толкнул ее, кочки неохотно раздвинулись, лодка пошла вперед.
Николаю приходилось вылезать еще несколько раз. Юра счел нужным внести рационализаторское предложение:
— Профессия водолазов отменяется. Вводится профессия кочколазов.
Когда лодку зажало снова, он, большой, длинноногий, перешагнул через борт и взгромоздился на ближнюю кочку.
— Толкаю!..
Толкнул — и ухнулся в воду. Было не до смеха, но не улыбнуться сидящие в лодке не могли: очень уж смешно отфыркивался Юра, долго и величественно утирал нос тыльной стороной ладони, прежде чем принялся толкать лодку дальше…
В этот день место для ночлега они нашли с большим трудом. Пришлось остановиться на сырой, заболоченной поляне. Костер окружили воткнутыми в землю ветками и кольями, на них повесили сушить одежду и бродни. У самого пламени, кутаясь в брезентовые плащи и яростно отбиваясь от мошкары, приплясывали раздетые до трусиков «водолазы».
