Что-то в его голосе заставляет меня сначала замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться. «А ведь действительно, — соображаю я, — где же его служебные документы? И портативная радиостанция? Ведь как-то он вызвал на помощь спасательные вертолеты. Хорошо, что мы здесь оказались, а то он так бы и смог ускользнуть… Все ценное он явно где-то припрятал…» Но мои мысли тут же переключились на бедную Лау Линь.
Брошенная медицинская сумка валялась неподалеку, и, схватив ее в охапку, я поспешил к моей спутнице. При моем появлении Лау Линь открыла страдальчески зажмуренные глаза и постаралась изобразить улыбку.
— Что тебе дать из лекарств? — опустился я рядом с ней на колени.
— Анальгин, — прошептала она.
Скормив ей сразу две таблетки, я приподнял ей голову и напоил остатками воды. Лоб у нее был достаточно холоден, и я подбадривающее потрепал девушку по щеке.
— Потерпи еще немного, — попросил я ее. — Сейчас я сделаю волокушу и к утру дотащу тебя до нашего лагеря. А там нас наверняка ждут, — уверял я ее. — Не успеешь и глазом моргнуть, как тебя привезут в настоящую больницу. Теперь у нас есть компас, и мы не заблудимся!
Сам я слабо верил в то, что на плантации нас еще кто-то ждет, но уверял в этом Лау Линь со всей серьезностью.
— А что с тем, с американцем, — вдруг спросила она, — ты его уже перевязал?
От неожиданности я даже выпустил из руки нож, которым вырезал опорную палку для будущей волокуши.
— Перевязал? — неуверенно повторил я. — Нет, конечно же, нет! Бинты понадобятся для тебя, и, кроме того, ими я хочу связывать носилки…
— Санья, — укоряюще взглянула она мне прямо в глаза. — И ты сможешь потом спокойно спать, зная, что обрек на смерть человека?
«Конечно смогу, — хотел я совершенно искренне ей ответить, — но слова эти почему-то застряли у меня в горле». В ее широко распахнутых глазах я прочитал нечто такое, что заставило меня чуть ли не бегом вернуться к раненому пилоту.
— Мой Бог, мой Бог, — безостановочно повторял он, пока я возился с его ногой, — ты слышишь меня…
— Замолкни, паскуда! — рявкнул я, не в силах больше переносить его стенания. — Скажи лучше, как тебя зовут.
— Сержант Юджин Джей Блейкмор, — словно по заученному отрапортовал он. — Порядковый номер 53—583…
— На кой хрен нужен мне твой номер, — перебил я его. — Юджин, значит, Юджин. Держись, сейчас будет больно.
— Что там? Что? — сразу же запаниковал американец, судорожно перебирая руками пучки измятой травы.
— Дырка в ноге, вот что, — повысил я голос. — На вот, зажми его зубами, — протянул я ему валявшийся рядом с его головой носовой платок. — И не ори громко, терпи.
Ранение у него было гораздо серьезнее, чем у Лау Линь. Я это понял сразу, как только разрезал и оторвал часть штанины вместе с запекшейся кровью. Хотя и здесь пуля прошла навылет, задеты были явно не только икроножные мышцы, скорее всего кость тоже пострадала. Протерев входное и выходное отверстия спиртом, я облил рану зеленкой и наскоро перебинтовал простреленную ногу, не особо заботясь о качестве перевязки. Анальгина в моем запасе было немного, и, слегка поколебавшись, я все же дал ему одну спасительную таблетку.
— Как же ты пойдешь? — поинтересовался я, отпуская его ногу.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил он меня. — А пойду… Пойду я с помощью костыля. Этой ноге мне вообще не везет, — указал он взглядом на темнеющий от крови бинт. — Я ее уже подвернул, когда вывалился из спасательной капсулы. Пришлось вырезать костыль.
Пилот некоторое время с любопытством рассматривал меня, а затем, видимо, набравшись смелости, поинтересовался:
— Вы здесь, наверное, от католической миссии работаете? Что, из Румынии приехали? Да? У вас славянская внешность…
— Из какой еще Румынии? — возмутился я, уязвленный тем, что меня могли перепутать с представителем какой-то ничтожной Румынии. — Я представитель великого Советского Союза! (При этом я напрочь забыл о том, что был одет невесть во что, выглядел ужас как, а изъяснялся на таком жутком наречии, что меня вообще могли легко принять и за выходца из Зимбабве.)
Однако сообразив, что с представителем враждебной стороны делиться какими-либо сведениями нежелательно, я немедленно перевел разговор на другие рельсы.
— Скажи лучше, как ты здесь оказался? — задал я свой вопрос нарочито грубым голосом.
— Наш самолет был поврежден над морем, и мы пытались дотянуть до аэродрома, но пришлось катапультироваться…
Летчик умолк, явно не желая распространяться на эту тему дальше. Впрочем, и мне некогда было предаваться светским беседам, время и так поджимало. Соорудив некое подобие примитивной волокуши, я уложил на нее Лау Линь, которую перед этим перенес поближе к летчику, и, впрягшись в лямки, выкроенные из кителя, еще раз обратился к американцу.
— Вы что-то такое говорили по поводу крайне важных сведений, — намекнул я ему, показывая всем своим видом, что уже готов отправиться в путь и без него.
— Да-а, — неохотно протянул он, — но вы должны мне дать гарантии, что не бросите меня здесь.
— Я тебе сейчас выпишу комсомольскую путевку на тот свет, — заорал я, снова вытаскивая пистолет. — Нам еще топать, Бог знает сколько времени, а ты мне тут торги устраиваешь! Говори быстро, иначе я за себя не ручаюсь!
— О'кей, — выставил пилот вперед обе ладони, — только не стреляйте.
— Ну? — слегка опустил я ствол «ТТ».
— Вон в той стороне, — американец вытянул руку вперед, словно указывая мне направление движения, — два боль ших камня. Между ними лежит кожаная сумка. Серого цвета, — уточнил он. — К одному из камней, кажется, приставлен и мой костыль. Буду вам благодарен, если вы принесете мне его.
— А в чем же секреты! — нетерпеливо напомнил я.
— Вот в сумке и есть все секреты, — заторопился он. — Очень секретная аппаратура. Но самый важный секрет хранится здесь, — выразительно постучал он себя пальцем по лбу, — в моих мозгах.
Я колебался недолго. Секретная аппаратура и в придачу человек, который знает где и как она применялась, да тем более в авиации… советский разведчик такими подарками судьбы не бросается. Камни я отыскал достаточно быстро. И сумку тоже. Но вот где костыль? Проклятой палки не было нигде. Отчаявшись ее найти, я бросился к ближайшему дереву. Ухватив подходящую, по моему мнению, для крепкого костыля извилистую ветку, я принялся кромсать ее ножом. Неожиданно что-то звякнуло и из глубины дерева что-то вывалилось прямо мне под ноги. Опустив глаза, я увидел валяющуюся на земле миниатюрную радиостанцию с выдвижной антенной.
— Занятная штучка, — немедленно поднял я ее, — и какая ладненькая.
Я пощелкал выключателем, покрутил единственную ручку настройки — станция безмолвствовала. «Батарейки сели», — уверился я и с сожалением отбросил пластиковый прямоугольник в сторону.
Закончив изготовление костыля, я вернулся к своим пациентам. С удивлением отметил про себя, что пока меня не было, они нашли между собой общий язык и даже негромко общались. Впрочем, ничего ужасного в этом, разумеется, не было. Даже хорошо, что они разговаривали. Представляю, как тяжело лежать молча и мучаться от боли. Согласитесь, что когда с кем-то общаешься (пусть даже и со злейшим врагом), то все же немного отвлекаешься от этой непрерывной муки. Вручив неуклюжую клюку пилоту, я поднял его на ноги, после чего принялся распределять доставшийся мне груз. И груза набралось изрядно. Винтовка, медицинская сумка и два увесистых электронных блока в той самой серой сумке. С винтовкой я
