Очнулся я в том же положении, как и упал, то есть носом вниз, руки в стороны. Сообразив, что я лежу, а вовсе не иду, как следовало из сложившихся обстоятельств, я пошевелился и предпринял попытку подняться. Из-под моей одежды опрометью выскочила целая стая незнакомых насекомых, видимо возомнивших себе, что им неожиданно привалила целая гора дармовой пищи. Я усмехнулся и принялся отжиматься от земли. Подъем в вертикальное положение был мучительным, но, понукая себя громкой руганью, я все же выпрямился и победно взглянул по сторонам. Видел я плохо, в глазах двоилось и расплывалось, но, тем не менее, достигнутая крошечная победа меня так воодушевила, что я издал даже нечто подобное боевому кличу. Но на этом моя воинственность и истощилась. При попытке шагнуть вперед, я снова потерял равновесие и шумно завалился в ближайший к дороге куст, едва не напоровшись на свою же палку. «Вот досада-то, — совершенно равнодушно, будто о ком-то постороннем, подумал я, — вот так некоторые и мрут от голода. Была бы хоть вода, можно было бы хотя бы пузо ею налить, все не так противно». Едва я подумал про воду, как совершенно непереносимая жажда охватила все мое существо. И подстегнутый этим, я довольно резво пополз туда, где теоретически находилась вожделенная жидкость, то есть в сторону деревни. Сколько времени я так передвигался, точно сказать не могу, но явно долго. До тех пор, пока неожиданно для себя не услышал хорошо различимый человеческий голос. Замерев от неожиданности буквально на секунду, я торопливо вскинул голову. Метрах в пятидесяти от меня над полосой травы мерно колыхались две остроконечные крестьянские шляпы.
— Эй-хр-р, — просипел я пересохшим голом, изо всех сил стараясь привлечь их внимание.
Напрасно. Оставалось единственное средство — выстрелить в воздух, что я тут же и сделал, не пожалев последнего патрона. Результат был просто обескураживающим. Шляпы мгновенно исчезли из поля зрения, и только дробный шорох быстро удаляющихся шагов показал, что мои необдуманные действия привели к полному краху. Выронив совершенно бесполезный пистолет, я некоторое время беззвучно и бесслезно плакал, но понемногу собрался с силами и продолжил свое движение, утешая себя мыслями о том, что обжитые места все же близки, раз начали попадаться живые люди. Дальше все, что со мной происходило, вспоминается фрагментарно, рваными кусочками. То я куда-то катился, то на меня, тупо хрюкая, смотрела большая черная свинья, то мою ногу дергал кто-то невидимый, но безжалостный.
Окончательно я пришел в себя только ночью. К моему счастью и ужасу, я лежал явно в какой-то убогой хижине на невысоких, застланных засаленными циновками полатях. Ощущение безмерного счастья, это по-человечески вполне понятно. Хоть сам добрался до какой-то цивилизации. Ужас же обуял меня тогда, когда я подумал о судьбе моих бедных спутников, вынужденных еще одну ночь проводить на голой земле. На стоящем неподалеку столике горела керосинка, и, приподнявшись на локтях, я увидел, что кроме лампы на столе есть еще кое-что, прикрытое смятой газетой. Даже робкая надежда на то, что вблизи находится какая-то еда, заставила меня немедленно подняться и подобраться к столу. Я не ошибался, передо мной явилось целое сокровище. Две жареные рыбки, горсть остывшего риса, вареное яйцо и тушеные овощи в невысокой миске. Возможно, там же лежали и ложка с вилкой, но мои глаза видели только пищу. Урча от нетерпения, я жадно набросился на еду, смолотив бедных рыбок вместе с головами и хвостами. Вылизав тарелки, я запил еду кружкой черного, как деготь, чая и, пошатываясь, выбрался на улицу. Урезанная наполовину луна скупо освещала ближайшие домики. Свет горел только в одном из них, и я, непрерывно ощущая угрызения совести за то, что мне самому так хорошо, направился прямо к нему. Постучал, толкнул скрипучую дверь и вошел внутрь. В отгороженном плотной занавесью закутке у странного, похожего на этажерку сооружения сидел молодой мужчина в длинной, до колен, рубахе и читал какую-то брошюру. Завидев меня, он поднял голову, но поскольку я находился в тени, приподнял заодно и лампу.
— Здорово живете! — поздоровался я.
Мужчина кивнул в ответ и предостерегающе поднес палец к губам.
— Понял, понял, — зашептал я в ответ, подходя к нему поближе. — По-английски разговариваете? — осведомился я, приблизившись вплотную. — Или, может быть, по-русски?
Хозяин дома отрицательно покачал головой и для убедительности развел руками. Договориться на словах было невозможно, но я не растерялся. Завидев на столе карандаш, я схватил его и поводил над столом, изображая готовность что-то нарисовать. Мужчина понимающе улыбнулся, нагнулся и извлек из-под своего стула густо исписанную и явно детскую книжку. Единственным относительно чистым местом на ней была тыльная сторона обложки. Первым делом я изобразил домик и две фигурки в нем. Уткнув в одну из них грифель, я второй рукой указал себя в грудь. Вторую фигурку я постарался отождествить с моим «собеседником». Тот что-то прошелестел и энергично задвигал бровями. От домика я протянул дорогу, которую разрисовал деревьями, не забыв отметить положение сторон света. От дороги я прочертил уходящий в сторону пунктир, около которого как можно более натуралистично выписал Лау Линь, в остроконечной шляпе и более крупного Юджина. Чтобы особо подчеркнуть его национальную принадлежность, я вложил ему в руку флаг, на котором изобразил характерные полосы и звезды. От удивления лицо хозяина даже перекосилось. Он потыкал пальцем в фигурку девушки и дал мне понять, что не понимает, что вьетнамская женщина делает в лесу с незнакомым американцем. В ответ я изобразил бинты и у того и у другого и, не ограничившись этим, пририсовал даже струйки крови, текущие по земле. Брови хозяина дома сурово сошлись на переносице, и он, приподняв мою руку, взглянул на часы. Была половина третьего. Он вновь взял мою руку и ногтем указательного пальца показал на цифру «6». Светло уже в пять утра, надо бы пораньше подняться. И я более настойчиво постучал по цифре «5».
На том мы и порешили. Боясь, что меня забудут взять с собой, я прикорнул тут же у дверей, то и дело просыпаясь, промучился до рассвета. В экспедицию поначалу собрались только три человека, с одними носилками, но я кричал, ругался и все же добился того, чтобы пошли хотя бы шестеро. Вторых носилок в деревне не нашлось, и вместо них вьетнамцы прихватили обычные — строительные. Еще одна проблема возникла тогда, когда мы начали выбирать основное направление движения. Оказалось, что от деревни в лес уходили аж три дороги, и никто из собравшихся толком не знал, откуда я к ним заявился. Не знал этого и я, поскольку был в таком состоянии, что мало что соображал. Наконец мне удалось втолковать им, что, подавая сигнал, я стрелял один раз и в деревне должны быть два человека, которые точно знали, на какой из дорог был произведен этот выстрел.
Начались поиски очевидцев. Вскоре к нам присоединился совсем низенький, согнутый радикулитом старичок со своим внуком, который уверенно заявил, что стреляли именно в них. В результате на выручку раненых мы двинулись только в половине седьмого, причем я настоял, чтобы с собой взяли много чая и хоть какой-нибудь еды. Шли довольно долго, и мне не раз начинало казаться, что мы идем вовсе не туда. Но меня каждый раз успокаивали, давая понять, что направление выдерживается правильно. Вскоре нашелся и мой пистолет, что несколько успокоило мои разыгравшиеся нервы. Добрались и до брошенных мною на дороге сучьев, и теперь уже я уверенно встал во главе поискового отряда. Есть хотелось неимоверно, и я принялся потихоньку отщипывать тесто от продолговатой лепешки, выданной мне для раненых. Было ужасно стыдно, но я ничего не мог с собой поделать, поскольку исстрадавшийся без еды желудок настойчиво требовал насыщения. «Вот тебе и поездка в экзотическую страну, — невесело размышлял я, высматривая очередную путевую метку, — вот тебе, дружок, и героические подвиги! Почему-то все время приходится бороться не с врагами, а с голодом и с недостатком времени для сна. О каких приключениях буду потом рассказывать в полку? О том, как жрали вареных змей, да от комаров отбивались? Стыдоба!»
Прошли последний поворот, и я непроизвольно ускорил шаг. Сердце мое буквально трепетало от наваливающегося на мои плечи подспудного ужаса. Едва я на секунду закрывал глаза, как тут же передо мной возникали два неподвижных, распластанных по земле тела, пожираемых жуками и ящерицами. Завидев знакомое дерево, я не выдержал и, насколько хватило сил, затрусил к нему, отшвыривая попадающиеся на пути ветви. Вот мелькнул в траве и женский силуэт, и я, словно бы ослабев, рухнул около неподвижно лежащей Лау Линь на колени. Приложился губами к ее пылающему лбу, зачем-то пощупал пульс. Сзади шумно подбежали крестьяне.
— Скорее, — принялся я бестолково размахивать руками и командовать, — грузим ее в первую очередь.
— Что случилось, кто здесь? — вдруг забормотал очнувшийся пилот.
Разодрав заплывшие гноем веки, он рассмотрел меня и из последних сил с жалобным стоном перевалился набок.
— Да возблагодарит вас Господь, — принялся бормотать он, силясь подползти к брошенным
