его бумажных крыл. Чиновниками. Демократами. Коммунистами. Проститутками. Бог-Деньги олицетворяет добро и любовь. Бог-Деньги олицетворяет собой ненависть и войну. Все подчинено ему, и он подчинен всем! В каждом доме, в каждой квартире есть его иконы, множество икон. Разных достоинств и номиналов. Курсы валют — это его знаки. Биржевые котировки — его шифр.
Вот какая эра грядет. Эра денег. Где все продается, все покупается.
Не продается только братство и узы крови. А поэтому вы и есть то, во что можно и нужно верить. Вы, ваше братство — это тот Бог, который будет противопоставлен новому Богу Денег. Я хочу, чтобы вы помнили об этом. Всегда и везде. За вами стоит другое божество. Гордое, смелое, справедливое. Многоликое — как эта аудитория. Имя ему — То, Что Не Продается! — Костя замолчал.
Горло перехватило окончательно. Казалось, что связки одеревенели, сжались и навсегда потеряли свою эластичность. Орлов попытался сглотнуть, но было нечем. Он опустил руку со сжатым долларом и только тут сообразил, что время, отведенное для лекции, давно кончилось. Оттрезвонил звонок, но зал все так же сидел на месте.
Константин с удивлением посмотрел в аудиторию. Ноги ослабли.
На него смотрело огромное существо с множеством лиц. Единое, но многоликое.
Это длилось каких-то несколько секунд.
Потом Костя вдруг понял, что не дышит. Легкие отчаянно сокращались, но перехваченное спазмом горло не пропускало ни капли воздуха.
Константин закашлялся, захрипел и повалился на стул. Бумаги слетели со стола белыми птицами. Свет сделался тусклым. Его подхватило множество рук. Кто-то расстегнул ворот. Кто-то поднес к губам стакан с водой. Его шлепали по щекам. Через гул в ушах донеслось: «Доктора!»
Но спазм отпустил, и обжигающий, словно в самый-самый первый раз, воздух яростно ворвался в грудь Орлова.
Часть 2
Глава 31
— Иванов, ты телевизор смотришь? — грустно поинтересовался Лукин. Он сидел в своем кабинете, закинув ноги на стол, и крутил в руках сигарету.
— Никак нет, Антон Михайлович, — ответил Сергей. — И без него тошно делается.
Информация о том, что Лукин требует его к себе, нашла Иванова, как только он вошел в двери управления. Сегодняшний день вообще не должен был проходить бурно. Сергей только вчера расплевался с отчетом по делу о псковском губернаторе, который дотировал водку из бюджета области. Спиртное в городе Пскове было омерзительное, но зато самое дешевое в мире. Что повышало губернаторский рейтинг среди горьких алкоголиков и пополняло некоторые анонимные счета в разных банках. Теперь губернатор, в срочном порядке, сложил с себя полномочия, а его место занял полномочный комиссар из ОЗГИ.
Зрелище убитых метиловым спиртом псковских мужичков производило настолько жуткое впечатление, что Сергей планировал попросить у начальства парочку дней передышки,
— Понимаю, — пробормотал Лукин. — Ты присядь. Посмотри.
Он взял со стола пульт и прибавил звук у «панасоника», стоящего в углу. Телевизор работал так тихо, что Сергей, когда вошел, даже не заметил его.
Из динамика послышались стоны, крики и характерные влажные звуки.
— Не понял… — удивленно сказал Сергей, поворачиваясь к экрану.
Снимали скрытой камерой. Черно-белый туман. В нем поднималась и опускалась чья-то толстая задница. Длинные белые ноги, вскинутые к потолку. И тонкие руки, страстно вцепившиеся в волосатую спину. Мужчина был толст и лысоват. Он напряженно крякал при каждом движении, мотал головой и мычал. Судя по всему, он получал от процесса максимум удовольствия. О его партнерше сказать что-либо было трудно, кроме стройных ног, тонких, изящных ручек и светлых волос, разметавшихся по скомканной подушке.
— Вам недостает изящества в пятой позиции, — пробормотал Иванов, вспомнив старый-старый фильм про Казанову. — Это что? Немцы?
— Куда там? — Лукин бросил раскрошенную сигарету на стол. — Наши отечественные производители. Ты куришь?
— Да. Но не пью.
— Везет же. — Антон Михайлович достал из пачки еще одну сигарету и принялся крутить ее в руках. — А я вот бросил. Теперь страдаю.
— Здоровье?
— Ага. Ноги. Раньше, не поверишь, марафонскую дистанцию пробегал. В Крыму как-то раз решил проверить. Сорок два километра бегом! Ночью.
— Зачем?
— К жене бегал, — вздохнул Лукин. — Из части. И курил при этом. А сейчас на пятый этаж с тремя остановками поднимаюсь. Смола в сосудах. Врачи сказали — или курить, или ходить. И пилку показали.
— Какую пилку?
— Ту самую, которой они мне ноги отрежут, когда сосуды закупорятся окончательно и гангрена начнется. Ты знаешь, что такое гангрена?
— Только понаслышке.
— А они мне показали… На видео. — Антон Михайлович поломал сигарету и вытащил еще одну. — Во, смотри, сейчас интересный момент будет.
Сергей посмотрел в телевизор. Активный толстячок поставил девушку на четвереньки и пристроился сзади. Некоторое время он возился, а потом вдруг хлопнул партнершу по попе и заулюлюкал, размахивая над головой простынкой.
— Ковбой, блин, — фыркнул Лукин.
Сергей присмотрелся к девушке. То, что это проститутка, было ясно сразу. Подруга отрабатывала обязательную программу, что называется, без души. Сжималась-разжималась, толкалась, подпрыгивала. Процесс не доставлял ей удовольствия, но работа есть работа. Девушка была худенькая, даже слишком, имела длинные осветленные волосы и… Что-то еще царапало в ее облике, Сергей не мог сразу понять что.
— А вообще это что?
— Это, понимаешь ли, то, с чем тебе предстоит разобраться, — грустно ответил Антон Михайлович.
— Мне?
— Ага. — Лукин кивнул. — Ты смотри, смотри. Самое интересное еще не началось.
— Да я вообще-то как-то по этому жанру не очень. Откуда это все?
— Не поверишь. — Лукин вытащил очередную сигарету. Понюхал ее. Вздохнул. — Ты никогда пластыри никотиновые не пробовал?
— Какие пластыри?
— Которые в организм никотин поставляют. Чтобы, значит, ломки не было.
— Нет, не пробовал. А что, помогает?
— Если бы… Ты смотри, смотри. Тут самое интересное всегда под конец получается.
Мужичок явно разошелся по полной. Он долго валял проститутку по кровати, делал «заходы» то с одной, то с другой стороны и наконец, буквально поскуливая от подступившего удовольствия, излился ей на лицо.
— И чего? — спросил Иванов.
— Смотри. — Лукин подобрался.
Девушка отлучилась в ванную умываться. А толстячок принялся одеваться. В форму!
— Твою мать… воскликнул Сергей. — Что это?