выставки лошадей, да еще работа в поместье. Насколько я знаю, он великолепный наездник.
Челси давно уже научилась приспосабливаться к обстоятельствам – не лгать откровенно, но и всей правды не говорить. Однако любопытство Леверн было возбуждено.
– У Маргарет есть брат-близнец? Почему ты никогда о нем раньше не говорила? Хороший мальчик?
Пожав плечами, Челси равнодушно ответила.
– М-м-м… неплохой… для мальчишки, конечно.
Ни к чему бабке знать, что Уилс и она были неразлучны все то время, что Челси проводила в поместье Эшфордов. Их дружба была для девочки чем-то особенным, почти святым – Челси не могла перенести самой мысли о том, что бабушка своими замечаниями загрязнит это чувство.
Пусть Маргарет строит планы, мечтает, что Челси выйдет замуж за Уилса и станет ей настоящей сестрой – только бы бабушка не имела ничего общего с этим уголком жизни внучки.
Этой ночью, ложась в постель, Челси горячо молилась, прося Господа милосердного исполнить желание матери – даровать ей долгую глубокую любовь Рика. Какой прекрасной могла стать жизнь, если мать выйдет за Рика замуж и останется в Лондоне навсегда.
ГЛАВА 21
Леверн сидела в кресле в уголке, пытаясь быть как можно незаметнее. С того момента, когда ее вновь начали пускать на площадку, Леверн старалась не попадаться на глаза, поэтому всегда садилась достаточно близко, чтобы видеть и слышать все, что говорится и делается, но подальше от гнева Рика Уэнера.
Поскольку режиссер предпочитал снимать на площадках, оборудованных всем необходимым для звукозаписи, и не очень любил натурные съемки, он писал сценарий с тем расчетом, чтобы действие проходило в комнатах, где легко можно поставить три стены и обойтись без потолка. Его критиковали за тенденцию замыкаться в узком пространстве и нежелание «выйти на природу», но Уэнер считал, что его актеры только выигрывают от отсутствия необходимости страдать по вине капризов природы или работать в тяжелых условиях.
Большая часть действия «Зимней песни» проходила в просторных, красивых комнатах, обставленных антикварными вещами. Художник-постановщик Рика проделал блестящую работу, создав декорации на площадке с таким расчетом, чтобы не убирать ни одной, пока Рик не будет удовлетворен качеством отснятого материала. Поэтому использовался каждый дюйм огромной площадки, на которой шла работа, так что любое передвижение осветительного и съемочного оборудования из одной выгородки в другую требовало немалой изобретательности и искусства. Леверн взяла за правило не зевать и вовремя уходить с дороги, не желая никому мешать, и, поскольку прилагала все усилия, чтобы не лезть на глаза, дочь, по- видимому, даже радовалась, что мать все время рядом. Леверн, со своей стороны, даже удалось вести себя доброжелательно и приветливо, что было совсем не в ее характере. Часто Леверн, мрачно улыбаясь, говорила себе, что Банни, конечно, может получить «Оскара», но из них двоих величайшая актриса – именно она.
Нередко, массируя затекшую шею дочери, Леверн вносила свои предложения относительно техники игры, которые Банни сначала не решалась принять, но, когда все-таки согласилась и заработала похвалу Рика, начала с восторгом осуществлять все идеи матери. По виду все шло прекрасно, но на деле Леверн буквально кипела негодованием. Она всегда была силой, с которой приходилось считаться режиссерам и продюсерам, и ненавидела, когда с ней обращаются как с ничтожеством.
Съемочная и актерская бригада работали по шесть дней в неделю, и Леверн приехала в субботу утром одной из первых. Вернувшись домой накануне вечером, она нашла письмо от Хилды Маркс, которое ей не терпелось показать дочери. По мере того как появлявшиеся члены съемочной группы набрасывались на кофе с булочками, Леверн начала нетерпеливо расхаживать взад и вперед, каждую минуту поглядывая на часы. Осветители устанавливали приборы, необходимые для первой сцены, гримеры ожидали появления звезды, остальные нетерпеливо слонялись, не зная, что делать без режиссера. Рик Уэнер никогда не опаздывал на съемки, но прошел уже час после назначенного срока, и никто ничего о нем не знал.
Леверн начала беспокоиться. Что, если произошел несчастный случай и дочь лежит где-то на дороге раненая, истекающая кровью?
Она попыталась успокоить себя, сделать несколько глубоких вдохов, попробовала думать о чем-нибудь другом, но внезапно в дверь ворвался человек, которого она за последние дни так возненавидела.
– Пола ко мне, и немедленно! Грег, выключи эти приборы! Сегодня не будем снимать сцену с обмороком… А может, и вообще никогда! Быстрее! Придется внести серьезные изменения!
Не обращая внимания на Леверн, Рик промчался мимо, и та поняла, что пора действовать.
– Минуту! – резко окликнула она, хватая Уэнера за руку. – Где моя дочь?
– Отпустите меня! – с убийственным блеском в глазах предупредил Рик.
Но Леверн, никогда никого не боявшаяся, не испугалась и сейчас.
– Отпущу, если скажете, где Банни.
Поняв, что от старухи так просто не избавиться, Рик злобно прошипел:
– Пойдем в мой офис, и я все объясню, старая ведьма!
Грубо вырвавшись, он решительно зашагал в крохотный кабинетик. Когда они остались одни, Рик захлопнул дверь и набросился на Леверн:
– С той минуты, когда я увидел вас, нужно было отказаться от всего проекта! Это милое создание, которое вы произвели на свет и навязали всему миру, – такое же дерьмо, как вы сами!
– Где она? – упрямо повторила Леверн.
– Села в мою машину и пыталась сбить меня, когда я хотел ее остановить. Эта сука едва меня не прикончила!
– Банни сделала это?! Не верю! Она и мухи не убьет! Когда она уехала?
– Часов в шесть утра. Заявила, что покончила с фильмом и ноги ее не будет на площадке.
