— Саплятер! — раздался резкий, угрожающий возглас.
— Явольгеррштурмфюрер! — Заплатар споткнулся и пошел обратно в комнату.
Темникарица каменным изваянием стояла под ходиками, не сводя неподвижного взгляда с лица мужа.
«О Ерней! — мысленно разговаривала она с ним. — Ты не видишь всего этого! Тебя это миновало!.. Я-то ведь знаю, что ты правильно поступил. Я не смогла бы так, но и ты не смог бы перенести то, что выпало на мою долю!..»
Ходики тикали громко и глухо, потому что рядом с ними стояло окаменевшее недоброе время…
Лейтенант еще раз окинул довольным взглядом отобранные картины, не спеша уложил их в кожаную сумку, потом водрузил на череп глубокую каску, на глаза — черные очки.
— Саплятер! — поманил он указательным пальцем.
— Явольгеррштурмфюрер! — подскочил Заплатар.
Лейтенант кивнул на револьвер Темникара, лежавший на столе, и пальцем словно бы выстрелил в Темникарицу, по-прежнему неподвижно стоявшую под часами.
Задрожав, Заплатар в ужасе оглянулся на нее.
— Саплятер? — удивился Немецкая Смерть.
— А-а-а… — дергался Заплатар.
— Саплятер?! — еще больше удивился Немецкая Смерть.
— А-а-абер[18], — трясся Заплатар, но все же взял револьвер и повернулся к печи.
— Avanti! Corragio![19] — раздался голос итальянского прихвостня.
— Стреляй, Заплатар! Я готова, — сказала Темникарица, выпрямляясь, и закрыла глаза.
— Was? — прошипел Немецкая Смерть и посмотрел на Темникарицу. Потом согнутым пальцем постучал по лбу Заплатара и засмеялся: — Nicht die Alte! Die Uhr![20]
— Die U-u-uhr… — идиотски захихикал тот. С облегчением вздохнув, он вытер капли пота на лбу и трясущейся рукой спустил курок.
Что-то лопнуло и зазвенело, ходики начали бить и били не останавливаясь.
— Саплятер? — опешил лейтенант и презрительно покачал шлемом.
Заплатар сделал один за другим еще два выстрела. Старые ходики развалились, и их мертвые части посыпались на пол. И только гибкая стальная пружина птицей просвистела в воздухе; опустившись на середине комнаты, она несколько раз подпрыгнула, потом откатилась к голове Темникара и долго еще билась и позванивала там, словно в ней таилась душа этого дома и она никак не могла отлететь в иной мир.
«Часы разбил! — сказала себе Темникарица, не открывая глаз. — Как же это он, несчастный, не может в меня попасть?»— думала она про себя. Она стояла, ожидая третьего выстрела, и, не дождавшись, подняла веки.
Заплатар смотрел прямо перед собой и локтем вытирал мокрый лоб. Немецкая Смерть натягивал перчатки и скалил золотые зубы.
— Что там? — сказала Темникарица. — Неужто еще не конец?
Лейтенант встал, потрепал по плечу Заплатара и, перешагнув через мертвого Тоне, вышел. Итальянский прихвостень проворно выкатился следом.
На миг воцарилась пустая тишина.
— Как же это ты меня не задел? — спокойно спросила Темникарица.
— Молчите! — разъярился Заплатар. — Я в часы стрелял.
— В часы-то зачем? — удивилась женщина. — Они-то в чем, бедные, виноваты?
— Ни в чем! Такая у него привычка.
— Дурак!..
— Дурак! — хрипел Заплатар. — Это у него сигнал, что нужно кончать…
— Ведь я заранее знала! Только почему же ты со мной не кончил?
— Я-я-я?! — дрожал Заплатар, не в силах поднять на нее глаза.
— Чего дрожишь? Ведь тебе не впервой.
— Замолчите!
— Покончил бы со мной!
— Замолчите! — зашелся он в крике и пошатнулся.
На дворе раздался пронзительный свист.
В доме снова все заходило ходуном; свора бандитов, нагруженная добычей, повалила в сени.
— Уходите! — прохрипел Заплатар и потянул Темникарицу за руку. — Сейчас зажгут!
— Пусти меня, несчастный! — строго сказала Темникарица, вырывая руку. Подбежав к Темникару, она встала возле него на колени. Погладила его лоб и щеки своей шершавой и почти прозрачной старческой рукой, потом медленно накрыла тело ветхой австрийской шинелью. Наклонилась к Тоне и погладила его по голове, потом вдруг опрометью кинулась за дверь, взяла рушник, встряхнула его и аккуратно накрыла лицо сына.
— Саплятер! — неслось со двора.
Заплатар, дернувшись всем телом, схватил Темникарицу и выволок ее из комнаты.
Немецкая Смерть оцепенело стоял возле черной колоды и, держа руку в перчатке на топорище, другой через плечо указывал на огороженный садик.
— Явольгеррштурмфюрер! — отозвался Заплатар и потащил Темникарицу по склону.
— Пусти! — Она снова вырвала свою руку. И сама пошла наверх. Встала у большого куста шиповника, проглядывавшего сквозь почерневшую трухлявую изгородь. Поправила на себе платок, взглядом обвела двор. — Юстина!.. Где Юстина?.. Живьем сгорит!..
Заплатар качнулся и шагнул вперед.
Она жестом остановила его.
— Ведь она уже мертвая! — И в голосе ее прозвучало облегчение. — А если и не мертвая, то лучше для нее остаться в доме. Хватит с нее!
— Я-я-я не-е виноват! — трясся Заплатар.
— Молчи, несчастный! Молчи! — ответила она тихим, хватающим за душу голосом.
В дверях показались встрепанные солдаты. Они вышли во двор и встали, как верные псы, ожидающие нового приказания.
Немецкая Смерть поднял руку, чтобы стереть все перед собой, но ему помешал итальянский прихвостень. Размахивая руками, он кричал:
— Е la figlia? Е la figlia, la maledetta putana?[21]
Лейтенант величественно опустил руку и пожал плечами, прихвостень повернулся к солдатам и широкими жестами южанина растолковал им, в чем дело. Сверкнув зубами, солдаты вернулись в дом.
Темникарица впилась взглядом в двери своего дома. Она увидела, как из тьмы появилось судорожно извивающееся обнаженное белое тело.
