повернулся к Гизо.
— Кто-то должен тотчас же войти в спальню. Мы обязаны узнать, что с императором.
Гизо мялся. Долгие годы слепого послушания давали себя знать. Он не решался нарушить заведенный порядок.
— Я не уверен, стоит ли так рисковать. Если он спит, и мое появление разбудит его, он разъярится как никогда. Не пройдет и минуты, как мою голову отделят от тела. А может, он отдаст меня этим дикарям, — он посмотрел на заполненную пьяными площадь, — чтобы они поступили со мной по своему усмотрению.
— Ты позволишь мне зайти в спальню?
Гизо все еще одолевали сомнения.
— Это такой риск, что я не могу даже подумать об этом, — но тут перед его мысленным взором возникло неподвижное тело императора. — Возможно, ты прав, о Тогалатий. Если он мертв, надо многое сделать, а времени в обрез.
Николан последовал за Гизо в маленькую угловую комнату, находящуюся под императорской спальней. Душную, безо всякой обстановки, неприбранную, но отлично освещенной прекрасной серебряной масляной лампой, подвешенной на цепях к потолку, несомненно, попавшей во дворец после одного из походов гуннов в Южную Европу. Крутая деревянная лесенка вела к потолку. Николан снял башмаки, чтобы не шуметь в императорской спальне, но меч и кинжал оставил.
— Сначала подними люк на дюйм, — нервно инструктировал его Гизо. — Если мой хозяин проснется, нам придется расплачиваться жизнью.
Одной рукой Николан приподнял люк, держа другую на рукояти меча, чтобы при необходимости защититься от нападения.
И в королевской спальне света хватало. Его взгляд прошелся по роскошной кровати, задержался не недвижимом теле императора, наконец, нашел в углу Ильдико. Она сидела на полу, обхватив голову руками, прислонившись спиной к византийской кушетке. Уже не плакала.
Звук поднимающегося люка заставил Ильдико вскинуть голову. Тревога, отразившаяся на ее лице, сменилась изумлением, а потом радостью, когда она узнала Николана. Поднявшись и подобрав юбки, Ильдико поспешила к нему. Николан откинул люк и шагнул ей навстречу.
— Ты! Здесь! — прошептала она. — Как тебе это удалось? — тут она задрожала всем телом. — Они же тебя убьют. Если тебя найдут в этой спальне, ты разделишь мою судьбу. Я-то обречена. Но ты… о тебе они не должны знать.
— Моя смелая птичка! — он взял ее за руки. — Ты должна уйти со мной. У нас мало времени, — Николан бросил взгляд на неподвижное тело. — Он мертв?
— Не знаю, — прошептала Ильдико. — Едва мы зашли сюда, он зашатался. Я попыталась поддержать его, но он рухнул на кровать. Я смогла лишь раз посмотреть на него. Изо рта ручьем текла кровь, — теперь она говорила совсем тихо. — Они подумают, что это моя работа! Скажут, что я убила его!
Николан еще сильнее сжал ее руки.
— Мы сумеем вырваться отсюда. Но сначала я должен убедиться, умер ли Аттила.
Он отпустил ее руки и подошел к кровати. С первого взгляда все стало ясно. Аттила лежал на спине, одна рука свешивалась до пола. Лицо и шея были в крови, кровь запачкала и покрывало. Николан коснулся руки императора, холодной, как лед. Сердце великого завоевателя более не билось.
Несмотря на то, что время поджимало, Николан задержался на несколько секунд, не в силах оторвать глаз от человека, который поставил целью покорение мира и едва не добился своего. Но теперь он уже не сможет готовится к войнам, собирать громадные армии, уничтожать сотни тысяч ни в чем не повинных мирных жителей. Сыгран заключительный акт мрачной драмы, в которую оказался затянутым весь цивилизованный Запад. Огонь, горевший в мозгу этой выдающейся личности, потух.
Означала ли его смерть возвращение Риму тех провинций, что подмял под себя Аттила? Опустится ли железная нога легионов на шею тех народов, которые жаждали свободы? Николан полагал, что этого не произойдет. Аэций, конечно, талантливый полководец, но все же не Цезарь и не Спицион Африканский. Нет, дни великих империй сочтены, сказал себе Николан. Народ плоскогорья сможет добиться независимости и жить согласно своим законам и обычаям. И он, Николан, нужен сейчас там.
Но эти мысли не смогли притупить жалости, поднимающейся в его душе. Такому великому воину более пристало погибнуть на поле брани, в битве при Шалоне или на равнинах Ломбардии, лицом к врагу, со своими воинами за спиной.
Он вернулся к Ильдико.
— Не переодевайся, но найди теплый плащ. Если все обойдется, ночью нам предстоит долгая дорога. Сними украшения и оставь их на столе. Тебя не должны обвинить в том, что ты взяла с собой какие-то ценности. И поторопись, дорога каждая минута.
Она выполнила все и подошла к люку, где ждал ее Николан.
— Неужели это не сон? Меня мучили ужасные мысли, я думала, что все кончено. Николан, ты действительно пришел, чтобы увезти меня отсюда? Это не сон? Я больше никогда не увижу этого дворца и этих диких людей?
— Мы попытаемся удрать отсюда, — прошептал он в ответ. — Надеюсь, что нам это удастся. Но даже если нас убьют, смерть эта будет легкой по сравнению с тем, что ожидало бы тебя, останься ты в спальне императора.
Ивар и Гизо, поджидавшие их у лесенки, не находили себе места от волнения.
Сообщив им, что император мертв, Николан повернулся к Гизо.
— Где сейчас его старший сын?
— Император не хотел, чтобы в этот вечер кто-либо напоминал ему о прочих женах и детях. Эллаку приказали оставаться дома. Там он и сидит. Дуется, конечно. Он протестовал против очередной женитьбы отца.
— Далеко его дом?
— В двух минутах ходьбы.
— Мы должны немедленно переговорить с ним, — Николан посмотрел на Ивара. — Ты пообщался со слугами?
Бритонец кивнул.
— К счастью, ей разрешили взять двух служанок из дома Роймарков. Они узнали меня и ничего не скрывали.
— Можно на них положиться?
— Думаю, что да. Все служанки верны своей госпоже. Даже обе гречанки.
— Надеюсь, что Бог даровал им не только верность, но и мужество. Все будет зависеть от них. Отведи Ильдико в ее дом, и через четверть часа, если все пойдет, как задумано, я присоединюсь к вам. Скажи служанкам, чтобы они тепло одели ее и покормили. И пусть приготовят лошадей.
— Ты знаешь ночной пароль? — спросил Николан Гизо, когда они направились к дому Эллака.
— Я слышал его, когда начальник караула докладывал Аттиле обстановку в городе. «Солнечная богиня».
— По этому паролю нас пропустят через ворота?
Гизо задумался.
— Я думаю, у Восточных ворот дежурит Одноглазый. Один из немногих оставшихся ветеранов. Он уже давно утратил бдительность. А поскольку он уже оприходовал отпущенную ему порцию спиртного, то перед его глазом все будет двоиться. Пожалуй, там вы можете попытать счастья.
— Эллак любил своего отца? — спросил Николан через несколько шагов.
— Эллак никого не любит. А императора он боялся.
— А какие чувства испытывает он к братьям? Правда ли, что все они от разных матерей?
— Да. Дай Эллаку волю, он бы рассадил их по мешкам и бросил в воды великой реки.
— Он честолюбив?
Гизо пренебрежительно фыркнул.
— Он уверен, что станет еще более великим, чем его отец, когда власть перейдет ему в руки. Если бы так оно было на самом деле! Эллак тщеславен и глуп.
— Может, для всего мира это и к лучшему. Но сейчас, ради спасения прекрасной Ильдико, ради того,
