предлагают книгу, они говорят: «Какая жалость, если книгу придется продать тут за такую маленькую сумму». Они считают – и правильно, – что цены на Западе гораздо выше, и присылают книги мне. А уж я их продаю. Сударь, здесь цены в два раза выше, чем в Париже. И… – тут он заговорил шепотом, – я беру себе двадцать процентов вместо двух! Конечно, половина дохода отправляется в Париж моим товарищам.
Неожиданно книготорговец достал из-под прилавка письмо.
– Вы – сир д'Арлей?
– Да, а это – Жан де Виллаж.
– Я в этом не сомневаюсь. Господа, я вас давно жду. Меня зовут Пьер Дюпэн. Я уже боялся, что не смогу помочь тем людям, которые отдали мне это послание. – Он положил письмо перед д’Арлеем. – Я бы не советовал вам открывать письмо, пока вы не окажетесь в своей комнате – подальше от любопытных глаз.
Д’Арлей положил бумаги в карман куртки.
– Мы будем очень осторожны, – обещал он.
– Позвольте мне предложить, чтобы вы проходили мимо лавки хотя бы раз в день. Если у меня будет для вас известие, я вам улыбнусь и поздороваюсь с вами. Если новостей не будет, то я не стану обращать на вас внимание.
Д'Арлей и де Виллаж остановились в таверне, расположенной на темной боковой улочке, у них был свой номер. Там д'Арлей открыл письмо. Почерк, несомненно, принадлежал Жаку Керу.
«Мне здесь живется неплохо, но ничего не известно о том, что вообще происходит. Если вы получите эту записку, станет ясно, что мы сможем передавать друг другу весточки. Будьте очень осторожны, но напишите мне все новости, особенно все, что вам известно о Валери. Я ничего не знаю о девушке с тех пор, как нас арестовали в Бурже.
P.S. Открыть инструкцию номер шестнадцать».
Жан де Виллаж все инструкции отдал д’Арлею – тот зашил их в подкладку куртки. Инструкция номер шестнадцать содержала информацию о том, где можно достать золото. Друзья Кера должны были отправиться к отцу Этьену в кафедральный собор в Пуатье. «На него можно рассчитывать во всем», – гласила шестнадцатая инструкция.
Золото, полученное от священника, должно было выручить Кера из беды.
– До Пуатье десять лье, – сказал де Виллаж. – Если мы сейчас туда отправимся, то доберемся к ночи.
Старина Филипп принес поднос с едой, вполне подходящей для губернатора. Он был чрезвычайно доволен – тренированное ухо могло различить звяканье золотых у него в кармане.
– Сударь, – сказал он, ставя поднос на пол рядом с постелью, на которой лежал Кер, – у меня для вас хорошие новости.
Кер посмотрел на него:
– Это связано с мадемуазель Марэ?
– Да, сударь. Она теперь находится здесь.
Кер поднялся и крепко пожал руку надзирателю.
– Дружище, – воскликнул он, – мой старичок с седой бородкой! Как я рад это слышать! Ты получишь за это много денег. Когда ее сюда привезли?
Старина Филипп решил быть осторожным.
– Господин Кер, у меня нет точных сведений. Наверное, несколько дней назад.
– Как она себя чувствует? И какое у нее настроение? Как она содержится?
– Сударь, я ее не видел. Мне только сказали, что она почти ничего не ест – капельку пищи и глоток вина. Больше мне ничего не известно, сударь.
– Наверное, она больна? Может, ее так обижали, что она после этого не может есть?
– Девушка очень худая. Тощая и бледная.
– Она… – Кер никак не мог заставить себя задать самый важный и тяжелый для него вопрос, – ее пытали?
Старина Филипп отрицательно покачал головой:
– Сударь, мне сказали, что ее не трогали. Я считаю, что у нее нет аппетита, потому что она всего боится. Она постоянно задает всем один и тот же вопрос. Она не перестает его задавать.
– Какой вопрос?
– Кажется, она очень боится, что ее сожгут на костре. Ей кто-то сказал, что так казнят женщин, виновных в отравлении. Сударь, но она права. Их действительно так казнят. Эти мысли не дают ей спокойно жить. Она ни о чем больше не может говорить. Сударь, она очень боится смерти на костре.
Кер отвернулся. Он встал с постели и нетвердой походкой направился к окну, откуда был виден кусочек неба.
– Да, – мрачно сказал он, – меня это не удивляет. Бедное дитя! Неудивительно, что она постоянно думает об этом!
Когда Валери появилась в дверях, Кер решил, что она потеряла зрение. Она медленно продвигалась вперед и, казалось, не видела его.
Девушка была одета в тюремные одежды. Юбка волочилась по земле, рукава были очень грязными. В одежде было множество прорех. Клочья соломы висели на одежде, некоторые стебельки зацепились за
