Они уселись на скамью. Приемная была темной и холодной. Де Бюреям не хотелось оставаться там долго. Изабо зарылась лицом в складки меховой горжетки и недовольно заявила:
– У меня уже замерзли ноги, теперь я обязательно простужусь.
Но ожидание принесло свои плоды. Они сидели не более десяти минут. Внешняя дверь открылась, и появилась странная процессия: во главе шествовал высокий человек с круглым и безмятежным лицом. Человек шагал с удивительным достоинством, он нес жезл с белым шелковым бантом. При каждом шаге он резко стучал жезлом по полу. За ним следовал слуга, несший на вытянутых руках большую бархатную подушку с деревянной колыбелькой. Третьей была крупная женщина. Она несла всевозможные вещи, которые могли понадобиться ребенку, включая куклу с румяными щеками и агатами вместо глаз. Замыкала шествие молодая леди в плаще на меховой подкладке. Она остановилась и гордо осмотрелась.
– Жанна де Вандом! – воскликнула Изабо. – Я не знала, что вы здесь!
Молодая дама откинула капюшон. У нее были рыжие растрепанные волосы, нос с довольно большой горбинкой и весьма агрессивное выражение серо-зеленых глаз. Она поклонилась де Бюреям.
– Графиня, я здесь уже неделю. Но это мой первый визит в аббатство.
Изабо внимательно посмотрела на слуг, потом на колыбельку, откуда слышался слабый и жалобный плач.
– Вы замужем, милая Жанна? – спросила графиня. Жанна де Вандом кивнула и захохотала. Смех у нее был неприятный. Она имела привычку смеяться в самые неожиданные моменты, особенно когда что-то рассказывала.
– У меня есть муж, но ребенок не мой. Конечно нет! Я не могу задерживаться, но если мадам пойдет со мной, я ей все объясню.
Изабо последовала за процессией через зал с высокими окнами, в самую дальнюю комнату. Жанна де Вандом распорядилась, чтобы колыбельку поставили поближе к огню, а затем обратилась к графине.
– Это дитя Агнес Сорель, – шепнула она. – Меня назначили ухаживать за ней.
– Вам повезло – получить такую хорошую должность! Молодая женщина покачала головой:
– Я надеялась не на это и хотела быть рядом с королевой. Но, – она захохотала, – это лучше, чем остаться дома с матерью моего мужа. Там к тому же живут трое поросят, его братья.
– Вы, наверное, не видите королеву, – заметила Изабо, но часто видите короля.
Жанна де Вандам отрицательно покачала головой.
– Вы хотите сказать, если госпожа Агнес будет жить. Но у нее мало шансов. Мы остановились в доме, принадлежащем аббатству, и до сих пор его королевское величество еще ни разу не навестил нас.
Жанна отдала плащ служанке и уселась у огня, вскоре она отпустила слуг:
– Быстро убирайтесь отсюда и займитесь делами. Блан-шетт, малютку нужно накрыть еще одним одеялом!
Когда слуги ушли, она тряхнула головой и радостно рассмеялась.
– Дома моя свекровь позволяла слугам грубить мне. Но здесь все по-другому. Они повинуются мне с единого слова и взгляда! – Жанна заговорила потише. – Сегодня утром король желает видеть малышку в первый раз. Для него этот визит означает открытое признание своего отцовства. Конечно, он не мог прийти в наш дом, и поэтому нам пришлось идти сюда в такой холод. Ему не терпится увидеть дитя. Дорогая графиня, предполагается, что никому не известно, что мы здесь. Я вас прошу покинуть нас побыстрее. Мы вернемся обратно, пока будет проходить обед. – Жанна де Вандам снова захохотала. – Мне объяснили, что мы должны быть очень осторожны. Какая чушь!
Изабо взглянула на маленькое бледное личико в колыбельке.
– Мне она не кажется здоровым ребенком.
– Что можно было ожидать? Мать была очень слаба до родов. Вообще удивительно, что они обе выжили.
Жанна де Вандам подошла к колыбельке. Ребенок был настолько туго завернут в свивальник и так крепко привязан к доске, что казалось чудом, как это крохотное создание вообще может дышать.
– Я делаю все, чтобы она жила, – заметила молодая женщина. – Если она умрет, в моих услугах не будут нуждаться. Графиня, девочка слишком слаба.
– Если бы она не была такой худенькой, была бы хорошенькой. Как ее мать?
– Она долго не протянет. Поймите меня, графиня, я пользуюсь слухами. Я нахожусь в доме неделю, но все еще не видела этой женщины. Говорят, что она плохо себя чувствует и ее посещают только врач и служанка. Но мне ясно, зачем вся эта секретность и темные комнаты. Графиня, это все тщеславие! Она не желает, чтобы ее видели в подобном состоянии.
– Я могу ее понять, – заметила Изабо. – Когда я больна, я не позволяю, чтобы в мою комнату заходил кто-то, кроме врача.
Жанна согласно кивнула, как бы желая сказать: «Вы думаете, я вас не понимаю? Я ведь сама не красавица». Она помолчала, а потом с мрачным видом сказала:
– Даже трудно поверить, что только не придумывает бедная госпожа Сорель. Она вообще не позволяет, чтобы в комнате был свет. Ставни все время закрыты, и, когда приходит врач, он с ней разговаривает в темноте. Она ничего не ест и только время от времени выпивает глоток вина.
– Долго она так не выдержит.
В этом Жанна де Вандом была полностью согласна с графиней.
– Говорят, что она напоминает восьмилетнюю девочку. Наверное, именно поэтому она никого к себе не допускает. У нее уменьшилась даже голова. Ее руки теперь меньше, чем у меня запястья.
