Медицинские светила констатировали, что в целом состояние здоровья Президента признано хорошим. Документ был подписан 4 июня 1992 года.
Политическая атмосфера в Москве в этот период напоминала революционную обстановку в октябре 1917 года перед захватом власти большевиками. В целом по стране волна митингов пошла на убыль, но Москва еще бурлила. За пять месяцев 1992 года в столице прошло более 300 митингов, из них 200 несанкционированных, что явно свидетельствовало об элементах анархии в политической жизни.
В конце июня ряд организаций демократической направленности провели митинг у телецентра «Останкино». Митинг носил резко антикоммунистический характер. Лозунги, с которыми пришли участники, свидетельствовали о том, что основные надежды на борьбу с опасностью коммунистической реставрации демократы возлагали на Ельцина. «Борис! Добей красного дракона!», «Борис, да поможет тебе Бог!», «Нет национал-большевизму», «Только Ельцин возродит Россию!»
Но в то время как демократы устраивали шумные митинги, коммунисты, опасаясь еще выходить на улицу, действовали привычными закулисными методами. Очередной бой президенту и демократии они решили дать в Конституционном суде, потребовав отмены указа Ельцина о запрете КПСС. Борис Николаевич недооценил опасность. Суд вынес постановление о незаконности запрета КПСС. Коммунисты получили легальное право выйти из подполья, в которое они, по существу, и не уходили.
Решение Конституционного суда было одним из первых поражений Ельцина в условиях демократии. В преддверии поездки в США это очень нервировало президента. В США ему хотелось показать, что он полностью контролирует ситуацию в стране и что демократия сделалась необратимой. Легализация КПСС свидетельствовала о том, что борьба далеко не закончена.
Таков был общий политический фон в России перед поездкой президента в США.
Тем более Б. Н. Ельцину нужна была не просто успешная, но политически яркая поездка. Поэтому он уделял внимание даже деталям поездки, маршруту, протоколу, встречам, тому, как он будет одет, работе с журналистами. Несмотря на первоначальное сопротивление, нам даже удалось убедить президента взять с собой в президентский самолет небольшую группу американских журналистов, которые вели репортаж прямо с борта президентского лайнера. К сожалению, этот опыт нам больше не удалось повторить.
— Вы знаете, что включены в состав сопровождающих лиц при поездке в США? — спросил президент.
— Знаю, Борис Николаевич, спасибо. Это моя первая поездка за рубеж с вами.
— Вот и нужно поработать…
Президент встал и принялся расхаживать по кабинету.
— Меня беспокоит выступление в Конгрессе. Что-то у нас не клеится. Все вроде бы и правильно, и хорошо. Но чего-то не хватает. Вы — журналист, писатель. Попробуйте…
До поездки оставалось всего несколько дней. Я не являюсь американистом, никогда не был в США. Мне очень не хотелось выглядеть верхоглядом. Я высказал свои опасения президенту.
— Наверное, мне было бы полезно познакомиться с материалами, — сказал я.
— А вы попробуйте без всяких материалов, — неожиданно сказал президент и испытующе посмотрел на меня. — Более того, об этом нашем разговоре никто не должен знать. Написанное отдадите лично мне.
Через два дня я пришел к президенту с несколькими страницами. Основная заслуга в подготовке этого выступления принадлежит неоспоримо Людмиле Пихоя и Александру Ильину. Из моих набросок в окончательный текст вошло всего несколько абзацев. В том числе одна из ключевых фраз выступления: «Сегодня свобода Америки защищается в России», вызвавшая один из взрывов аплодисментов. Мое участие сказалось скорее в том, что текст, который я передал президенту, был написан (действительно, без всяких материалов) на одном дыхании и с большим эмоциональным напряжением. И это так мне кажется — дало возможность найти правильную тональность выступления.
После этого эпизода в мои «литературные возможности» поверил и президент, и группа спичрайтеров, с которыми впоследствии меня связала самая тесная дружба и сотрудничество. Я с неизменным удовольствием вспоминаю те бессонные ночи, когда в зарубежных поездках мы бок о бок, часто в огромном цейтноте, «шлифовали» президентские речи. Вообще, политическая стилистика президента, особенно на раннем этапе, формировалась под сильным влиянием его спичрайтеров. Грустно говорить об этом, но президент не вполне осознавал, какой вклад в его политические успехи вносят эти скромные и глубоко преданные ему люди.
В процессе подготовки к поездке в США произошел один эпизод, который внешнему наблюдателю мог показаться случайным, но на самом деле он имел достаточно глубокие политические истоки. Речь идет о резком обострении отношений между Ельциным и Горбачевым буквально накануне поездки Бориса Николаевича в США. Никто не говорил об этом вслух, но одной из негласных и отчасти даже несформулированных целей поездки Б. Н. Ельцина в США было «вытеснить Горбачева из сердца Америки».
Репутация бывшего президента СССР за рубежом продолжала оставаться высокой. «Горбимания», особенно сильная в Германии, Италии и США, продолжалась. Это вызывало раздражение, тем более что в России все больше осознавали, что экзальтированная любовь Западной Европы к Горбачеву была связана не столько с выдающимися свойствами его личности, сколько с тем, что он «сдал» политические и военные интересы России фактически по бросовой цене. Налицо был огромный разрыв между тем, как относились к Горбачеву в России и за границей. Резкая критика Горбачевым политики Ельцина, особенно в его заграничных поездках, наносила стране ущерб, подрывала доверие Запада к российским реформам.
Раздражение Ельцина усиливалось и тем, что Горбачев фактически нарушил существовавшее между ними джентльменское соглашение: основное внимание экс-президент будет уделять политическим исследованиям в рамках Фонда Горбачева, которому с согласия Ельцина были даны щедрые дотации, помещения, налоговые льготы. Но на фоне обострения отношений Верховного Совета и Ельцина Горбачев, видимо, решил, что поспешил отойти в тень, что у него есть шансы вернуться в большую политику. И начал он с настоящей антиправительственной и антипрезидентской кампании в прессе. Опубликованные им в это время статьи пестрели такими оценками, как: «народ на грани срыва», «Содружество трещит по швам», «народ не верит в реформу». Он обвинял президента в сектантстве, в разрушении того, что он, Горбачев, построил. По его оценкам, «режим» доживал последние дни. Он точно накликал беду.
Особенно откровенно, а часто и зло Горбачев высказывался по зарубежному радио. Ко мне на стол, естественно, попадали все его выступления. Иногда мне было даже неловко их читать. Ну, достойно ли было экс-президента, человека, требовавшего к себе особого уважения, называть действующего президента Бориской: «Вот, получили Бориску».
К чести Ельцина и нашей пресс-службы, должен сказать, что несмотря на то что такого рода высказывания, конечно же, вызывали раздражение, из Кремля не поступало требований ограничить доступ М. С. Горбачева к средствам массовой информации. Журналисты буквально паслись в Фонде Горбачева. Он давал огромное число интервью. Журналисты рассказывали мне и о закулисных разговорах, которые экс- президент вел с наиболее доверенными журналистами. Вспоминаю одну характерную фразу Горбачева, сказанную им «off records» (не для записи): «Когда эта власть рухнет, главная моя забота будет — как ее законно подхватить».
В возможность подхватить якобы падающую власть в то время верил не только сам Горбачев, но и многие деятели «Гражданского союза», парламентской фракции «Промышленный союз». Они координировали свои действия и, используя лексику журналистов, «постоянно бегали к Горбачеву». Журналисты, работавшие с «Гражданским союзом» и «Промышленным союзом», прямо говорили мне, что это «крылья партии Горбачева».
Особенно резко критика в адрес Б. Ельцина прозвучала в огромном интервью Горбачева, опубликованном в «Комсомольской правде». Журналист, бравший интервью и относившийся с явной симпатией к экс-президенту, не удержался и воскликнул: «Да, не любите вы нынешнюю власть!»
Отдельные пассажи этого интервью давали основание сделать вывод, что Горбачев по-своему готовил визит Б. Н. Ельцина в США и стремился представить его в неприглядном виде, обвиняя, в частности, в неосталинистских методах проведения реформ. Откровенно поддерживая вице-президента Александра Руцкого, он вносил диссонанс и в президентскую команду.
На Западе, не всегда правильно понимая сути происходящего в России, охотно слушали Горбачева,
