В нормальном настроении президент всегда подает руку или останавливается, чтобы сказать несколько слов для передачи журналистам. Откликается он и на шутку, с удовольствием выслушает какую- нибудь байку из последних газет. Коридоры в Кремле длинные и, пока президент идет своим неспешным шагом, с ним можно многое обговорить. Иногда он любит остановиться у окна и, как кремлевский узник, посмотреть «на волю».
В этот раз он прошел мимо, едва кивнув головой. Я пристроился сбоку, «со стороны левого уха», и стал что-то говорить о важности встречи с писателями. Президент молча шел по коридору. Было заметно, как он чуть приволакивает ногу. Он шел, точно не замечая меня.
— Ну давайте сократим время встречи. Поблагодарите за поддержку и послушаете, что будут говорить…
— Безжалостный вы человек, Вячеслав Васильевич… Не жалеете президента…
Президент остановился. Мне показалось, что он шутит. И я стал приводить все новые и новые аргументы в пользу встречи. Коржаков стоял рядом, никак не реагируя на происходящее. Он никогда не вмешивался в разговоры президента с помощниками.
— В конце концов, можно было бы отказаться от вашего выступления. Писатели и сами все понимают. Им важнее высказаться самим. Просто посидите с ними… — тянул я свое.
— Неужели вы не понимаете? — В голосе Бориса Николаевича появился металл. — Мне сегодня даже сидеть трудно.
Мне сделалось стыдно.
После этого эпизода без крайней необходимости я старался не проявлять настойчивости.
Кстати, в этот день президенту, несмотря на боль, пришлось провести встречу с приехавшим в Москву из США Карриганом и премьер-министром Турции Чиллер.
Были опасения, что недомогание президента связано с травмой, перенесенной во время авиакатастрофы в Испании. Решено было обратиться за консультацией к испанским хирургам, которые делали Борису Николаевичу операцию. За хирургами послали самолет. Всем этим руководил давний и очень доверенный помощник президента Лев Суханов. Мы понимали, что, как бы мы ни старались сохранить конфиденциальность, все равно возможны утечки, а следовательно, и новые домыслы. Хотя президент очень не любил, чтобы проблемы его здоровья обсуждались публично, его все-таки удалось убедить в необходимости небольшого коммюнике. Проконсультировавшись с лечащим врачом, я составил небольшой текст. Борис Николаевич сам внес в него небольшую правку в сторону сокращения.
«В последние дни у Президента РФ Б. Н. Ельцина появились боли в области поясницы с переходом в ногу. Как известно, в 1990 году во время пребывания в Испании Б. Н. Ельцин после травмы перенес острый приступ пояснично-крестцового радикулита и ему на месте была сделана операция. С учетом этих обстоятельств принято решение пригласить в Москву для консультаций испанского хирурга, проводившего операцию».
Насколько помню, это было чуть ли не первое коммюнике о состоянии здоровья президента. Был создан своего рода прецедент.
Консультации проходили в Барвихе с участием русских врачей из Правительственного медицинского центра. И по результатам было опубликовано небольшое сообщение: «Результаты обследования подтвердили диагноз радикулита и не имеют прямой связи с ранее перенесенной операцией».
Хорошо помню свою поездку в Барвиху с небольшой съемочной группой из «Останкино». Важно было показать президента в добром здравии, в неформальной обстановке. Он вышел к нам в спортивном костюме, в домашних тапочках и после нескольких дней отдыха на свежем воздухе выглядел здоровым и бодрым. Для съемок я пригласил одного из ведущих канала «Останкино» Сергея Медведева. В отличие от других корреспондентов, он никогда не задавал президенту неприятных или неожиданных вопросов. Несколько раз я привлекал его для интервью с Ельциным в рубрике «Один вопрос президенту». Со временем президент привык к Сергею Медведеву, узнавал его на пресс-конференциях. Когда Борису Николаевичу потребовался новый пресс-секретарь и мы вместе с В. В. Илюшиным составляли вначале «длинный», потом «короткий» список, по мере того как по ряду причин отпадали или брали «самоотвод» другие кандидатуры, С. Медведев вышел «в финал». Но последнюю точку в кадровом выборе нового пресс-секретаря ставил ни я, ни В. В. Илюшин, а А. В. Коржаков, ставший к тому времени чуть ли не главным кадровиком президента и оттеснивший с этой роли и В. В. Илюшина, и С. А. Филатова.
Всякий раз, когда мне приходилось проявлять настойчивость в отношении контактов президента с журналистами, я, конечно, действовал (особенно на первых порах), исходя из идеальных представлений о том, как должны строиться отношения президента с прессой и общественностью. В первый год своей работы пресс-секретарем я вообще старался максимально «нагружать» Бориса Николаевича встречами с прессой. Я хорошо помнил наш первый разговор при вступлении в должность в мае 1992 года. Ельцин явно имел намерение активно взаимодействовать со СМИ.
Однако спустя некоторое время энтузиазм президента стал постепенно растворяться в рутине дел и усталости. Все чаще приходилось рыть долгие «апроши», чтобы убедить Бориса Николаевича дать интервью или выступить по телевидению. Моя настойчивость (иногда чрезмерная) раздражала, иногда даже злила его. Однажды в ходе поездки в Красноярский край, я, видимо, проявил излишнюю настойчивость и, что называется, «достал» президента. Ситуация тогда разрешилась весьма неприятным и для меня, и для президента эпизодом, о подробностях которого мне не хотелось бы вспоминать.
Одной из своих неудач в работе пресс-секретарем я считаю, что мне так и не удалось наладить регулярные выступления Ельцина по радио с разъяснениями основных вопросов и проблем, стоящих перед страной, для простых людей, не политиков. И это при том, что, в принципе, Борис Николаевич соглашался с моими доводами. Я получал десятки писем от россиян — из маленьких городков, из деревень, из глухой провинции с просьбой, чтобы «сам президент объяснил, что у нас и как». Но ни одной встречи президента с радиослушателями в эфире мне организовать так и не удалось. Это было тем более огорчительно, что я знал, насколько эффективно пользуются радио политические лидеры Запада. Специалисты считают, что в целом ряде случаев радиообращения более эффективны, чем телевизионные.
Тема «усталости президента» занимала и занимает не только профессиональных критиков и ненавистников Ельцина из непримиримой оппозиции. С ходом времени она, может быть даже в большей степени, стала волновать демократическую прессу. Связано это было с тем, что в условиях шаткой, незащищенной демократии президент, с его решительным характером и ставкой на реформы, воспринимался как главный заслон коммунистическому реваншу.
Анализируя тему «усталости президента», демократическая пресса, конечно же, отдавала себе отчет в том, что речь идет отнюдь не о возрасте. Возраст «за шестьдесят» для генетически мощной натуры Ельцина не столь уж тяжелый груз. Дело в другом — в той повседневной нервной нагрузке, которая падала на его плечи. Концентрация власти и полномочий стала такой, что тяжесть временами становилась непосильной. Этот груз буквально деформировал президента. При этом нужно понимать, что, скажем, Сталину, Брежневу, а позднее Горбачеву править было значительно легче. В их распоряжении был огромный и натренированный аппарат чиновников КПСС. Четко и жестко действовала машина устрашения, а при необходимости и подавления — мощная пропаганда, КГБ.
Ельцину приходится работать в иных условиях. Демократический «монарх», как и ранее Генеральный секретарь ЦК КПСС, отвечает за все. Но машина старой государственной власти и контроля в ходе реформ была полностью демонтирована, а новой еще не было.
Трудности Ельцина в сравнении с периодом Горбачева просто несопоставимы. По мере того как реформа разоряла значительные слои населения, время работало против Ельцина. Народ готов был простить и прощал Ельцину все помарки в поведении, почти все крупные ошибки. Но растянутые во времени тяготы жизни, часто непомерные, подточили его популярность. В условиях равнодушия или непопулярности Ельцин работать не умеет. Может быть, именно это более всего и подтачивало его душу.
Не дать пессимизму овладеть душой президента было одной из задач группы помощников. Немалую роль здесь играл Лев Суханов. Будучи самым давним по времени помощником президента, он никогда не претендовал на особую роль. Но в силу давности и доверительности отношений он умел оказывать успокаивающее воздействие на Бориса Николаевича. Его средства были на редкость просты, но достаточно эффективны. Он знал, когда и кого привести к президенту из «старой демократической гвардии», умел вовремя передать подарок «с мест», вовремя принести письмо «от старого свердловского знакомого» или,
