— Рита, послушай меня,— Антон встал и подошел к окну.— Это чересчур прагматичный подход. В нем нет и не может быть чувств. Ты хотела ехать? Я провожу. Я тебя не понимаю, но это мои проблемы.
Рита кивнула. Пока она одевалась, Антон, не отрываясь, смотрел на горы и озеро, которые вдруг перестали радовать взор, потом взял бокал, наполнил его почти до краев и повернулся к Рите:
— Постой. Ты хотела, чтобы я тебе почитал по-русски. Ты все еще этого хочешь?
— Да,— Рита опять опустилась в кресло,— конечно…
Антон сел на краешек кровати, сделал глоток и, глядя ей в глаза, продекламировал «с выражением»:
Антон допил бурбон и так и остался сидеть на кровати, молча и угрюмо глядя куда-то вдаль.
— Как ты быстро выпил бурбон,— пробормотала Рита.— Мне очень понравилось. В смысле, стихи. Это ведь стихи? Чьи они?
— Есенина. Нашего поэта Сергея Есенина.
— Очень красивые… Наверное, в них говорится о любви.
— Ты угадала, Рита. Есенин любил американскую танцовщицу Айседору Дункан.
— И как у них все сложилось?
— Не очень.
— Жаль.
— Ну, прощай. Постой… Спасибо тебе, что вернулась. Это была чудная ночь, лучшая в моей жизни.
— В моей тоже, Антон, прости…
— И ты прости. Ну, все, все…
Антон проводил Риту до двери, они неуклюже пожали друг другу руки.
Вернувшись за очередной порцией бурбона, Антон обнаружил на столе небольшой листок, сложенный вдвое. Когда он взял его в руки, оказалось, что это рождественская открытка, а, точнее, ровно половина открытки с изображением симпатичных ангелочков. Внутрь была вложена записка. Антон развернул ее и прочел:
«Дорогой мой, милый Антон. Хотя я считаю, что все сделала как надо, я прошу у тебя прощения. Моя бабушка рассказывала, что ее подружка дала такую половину открытки своему любимому,— который уходил на фронт в 1914 году. Она верила, что ангелочки вновь сведут их вместе, что бы ни случилось. Им действительно посчастливилось встретиться и соединить открытку, которая до сих пор хранится у них дома. Это случилось в 1928 году, после долгих лет разлуки. С тех пор они не расставались. Прости меня еще раз и знай, я тебя буду всегда помнить, что бы ты ни думал. На всякий случай, храни свою половину открытки».
Антон постоял с минуту, держа записку в руке, потом, положив ее на столик у кровати, вдохнул полной грудью утренний горный воздух, улыбнулся улыбкой пьяного, вновь обретшего счастье человека, и пробормотал:
—Она ненормальная. Даже уйти толком не умеет. А еще немка!
Глава тридцать первая
Могло показаться, что Антон и Ральф начали друг друга забывать. В новогоднюю ночь созвонились, а после всего два или три раза обменялись имэйлами. И не более того. Но вот однажды, накануне майских выходных, в квартире Антона раздался звонок.
— Приветствую вас, мистер Ушаков!— в трубке звучал бодрый голос Ральфа.— Как Россия поживает? Как здоровье мистера Путина?
— Слава Богу, все хорошо, все здоровы. По улицам, как прежде, бродят белые медведи, холодно круглый год, мужики в меховых шапках и все пьяные, женщины некрасивые, в шерстяных платках. Свобода слова отсутствует. Как ты?
— У нас тоже все нормально. Слушаем марши, запиваем пивом братвюрсты. Моя старшая двоюродная сестра Ангела собирается принимать участие в выборах канцлера.
— Вот это да! Здорово! Ты мне про нее ничего не рассказывал.
— А что я буду про нее рассказывать? Она в Берлине всю жизнь живет. Мы и не виделись почти.
— А серьезно если? Как отец?
— Здоров, спасибо. Кстати, именно по поводу отца и звоню тебе. Очень ему хочется побывать в тех местах, где служил дядя, другими словами, у тебя в деревне. Это можно устроить?
— Какие проблемы? Конечно, можно. Визу надо ему…
— Да есть уже, туристическая. Мы купили путевки и вылетаем в Москву послезавтра.
— Сюрприз.
— Приятный?
— Не знаю еще… Ты много пьешь, а я в последнее время вернулся в спорт.
— Антон, как тебе не стыдно? Из-за приобретенных в России привычек меня старые друзья перестали понимать. И виноват в этом именно ты.
— И этим горжусь! Приезжай скорей, жду тебя.
…Когда друзья вновь подъезжали к деревне, Ганс Мюллер, отец Ральфа, был поражен не меньше сына, когда тот впервые ощутил всю степень запустения дорожной системы русской провинции. На повороте с большака в сторону Хизны он крепко схватился за ручку над дверью джипа и поминутно спрашивал, не ошиблись ли они дорогой.
Ральф попросил Антон остановиться на минуточку возле пилорамы, где сохранились окопы, вырытые советскими солдатами.
— Вот отец, здесь, скорее всего, дядя Ральф принял свой первый бой,— сказал Ральф-младший, подводя Ганса Мюллера к ракитной рощице.
Подъехали к дому. Антон знал, что дядя Коля ждет. Также, наверняка, об их приезде была предупреждена вся хизненская общественность.
Тепло поздоровавшись с дядей, Антон представил ему своих гостей. Накануне, созваниваясь с ним, Антон предупредил:
