— И он разрешил американцу участвовать в операции по спасению себя. Но мы со своей стороны предупреждаем, если ваш второй номер вздумает дотронуться до товарища… — не придумав ничего лучшего я изобразил круглого идиота. — Хоть одним пальцем, мы немедленно открываем огонь на поражение. И поверьте, товарищ нулевик, наши снайперы высоко сидят и далеко глядят. А ваши бредовые мысли относительно стреляных белок выглядят, в высшей степени, бредом. Не смею вас больше задерживать. Спасатель! Ха-ха-ха!
До чего неприятный смех у вохровцев. Автоматическим рашпилем по зубам.
— Второй номер! Милашка! Командир на связи! Работаем, ребятки.
Спецмашина подразделения 000, провизжав гусеницами, развернулась на месте, повернувшись задними воротами к Восточной башне.
— Мыша, буди Герасима. Для него специальное задание. Второй номер! Не расстраивайся. Для тебя тоже кое-что есть.
Из Милашки, опасливо озираясь на вохровцев, вышел второй номер и сразу же встал за мою спину. Через минуту в люке показался Герасим, с мокрым полотенцем на шее. Практически свеженький и бодренький. Ему б еще побриться не мешало.
— Мм?! — недоуменно кивнул он на ребят в черных линзах.
— Руководят операцией они, — пояснил я. — И не какие они не эти. Просто каждый выполняет свою работу. Гера, прекрати на них пялиться. Ты же знаешь их дурной характер.
Герасим, смелая душа, демонстративно обошел человека в черных линзах, осматривая его с ног до головы, и только потом присоединился к нашей тесной компании.
— Значит так, команда, — я от желания поскорее приступить к работе даже пританцовывал. — Ваша задача проста и ясна. Карабкаетесь во-он на ту штуковину и снимаете во-он того товарища. Снаряжение и оборудование на втором стеллаже справа от входа. Я с земли координирую ваш подъем и отвечаю на звонки поклонников. Вопросы, жалобы, пожелания имеются?
И того, и другого и третьего было предостаточно. Начнем с того, что Боб заявил, что он, благодаря своему политическому прошлому, не достоин находиться даже рядом с Восточной башней, не говоря уже о самом Объекте.
Герасим же, в свойственной ему горячей манере общаться, выдал, что он с детства испытывал неприязнь к карабканью по вертикальным стенам.
Что касается предложений, то все они сводились к одному. Раз я такой умный, то непременно должен лезть сам. Объект, мол, от дураков помощь не примет. А от меня запросто.
Пришлось сбегать в Милашку за вырезками из газетных статей о трудовом законодательстве. Где цветным по не цветному было четко пропечатано, что должен, а что не должен делать командир подразделения 000.
Декламируя вслух параграфы законодательства, я подталкивал упирающуюся команду к задним воротам спецмашины:
— Позор! — стыдил я Боба и Герасима, сотрясая газетными вырезками. — И это команда спецмашины за номером тринадцать? Вам выпадает такой шанс, а вы? Или снова хотите дорожки в парке подметать.
Последний довод оказался удачнее всех. Томиться круглые сутки в парке и питаться одними батонами ни второму, ни третьему номеру не хотелось. Для одного рацион маловат. Для второго скамейки жестковаты.
Спустя пятнадцать минут уговоров, обещаний и недвусмысленных угроз, оба претендента безоговорочно согласились.
С тоской в сердце я наблюдал, как два самых лучших в стране специалиста облачаются в комбинезоны для высокогорных подъемов. Все специально разработано лучшими учеными страны исключительно для подразделения 000. Ботинки с липучками. Перчатки с липучками. Комбинезон с липучками. Недельный запас продовольствия без липучек, но обогащенный кислородом на случай перепада давления. Трехместная палатка с чугунной печкой-пролетаркой.
— А топить чем? — заглядывая в перепачканное сажей нутро, спросил американец.
— Дровами! Можно сухими ветками. В крайнем случае, слушайте зов предков.
— А зачем нам пляжный зонтик, — не унимался Боб.
Пришлось объяснить янкелю, что если в инструкции для подъема на большую высоту написано «зонтик», то я обязан проконтролировать комплектность экспедиции.
— А это лично от меня, — я протянул второму номеру коробку, обернутую фольгой. — Для себя берег. Эксклюзив. Бери, бери. Он тебе сейчас нужнее.
Американец вытащил из коробки связь-сомбреро и немедленно натянул его на голову.
— Здесь микрофон. Это камера повышенной обзорности. Здесь вентилятор, если жарко станет. А вот на красную кнопку не нажимай. Не для баловства. Герасим по дороге объяснит, для чего она нужна.
Третий номер, на удивление молчаливый, уже стоял рядом, полностью снаряженный в дальнюю дорогу.
— Ну, друзья, давайте прощаться.
Как и всё в подразделении 000, прощание прошло быстро и практически без скупых мужских слез. Команда привычно отправлялась на свою работу.
Человек в доставших уже всех черных контактных линзах выразительно пощелкал ногтем по часам. То ли завод кончился, то ли стрелки отставали.
По старой доброй традиции подразделения 000, второй и третий номера на минутку забежали за колесо Милашки и, не стесняясь многочисленных вохровцев, пожелали себе счастливого пути. Милашка, правда, глупо захихикала, но это было, скорее всего, от щекотки, а не от машинной глупости.
С трудом переставляя ноги в тяжелых горных ботинках, сгибаясь от рюкзаков, шли спасатели к Восточной башне. И в каждом шаге читалась решимость спасти, во что бы то ни стало, Объект, который болтался туда-сюда на холодном столичном небе. И даже непробиваемые вохровцы, повидавшие всяких храбрецов, отдавали им честь. Удачи вам, спасатели!
— Удачи вам, спасатели, — прошептал я вслед Бобу и Герасиму и поспешил к Милашке, где меня ждал теплый душ, крепкое кофе и непомерный объем работы.
Поплескавшись в солярии, я плотно поужинал и даже не высушив волосы, уселся в водительское кресло.
— Милашка! Командир за приборной доской. Как там наши скалолазы?
Спецмашина подсоединилась к камере, установленной на связь-сомбреро Боба и на весь мониторный экран показала панораму столицы.
— Красота-то, какая! — искренне позавидовал я друзьям. — Только ты, Мыша, весь экран не загораживай. Четверть на Боба, четверть на Герасима. Остальное раздели между Объектом и вохровцами.
На восьми мониторах тут же показались ноги Объекта, а на остальных, если не считать членов моей высоко-башенной группы, ребята из ВОХРа. Вохровцы бегали вокруг Милашки и прижимали ладони к уху. Переговаривались. Я тут же рассказал спецмашине занятную историю о том, что когда слуховые аппараты только-только изобрели, весь честной народ думал, что у охраны высокопоставленных особ постоянно болят уши.
— Смешно, правда?
Милашка долго хихикала, отчего панорама столицы дергалась, словно от землетрясения. Пришлось призвать присутствующих к порядку и напомнить, что мы на опасной и срочной работе.
До ужина оставалось всего семь минут.
— У второго и третьего номера что-то происходит! — взволнованно захрипели динамики, увеличивая профиль, фас и анфас Боба и Герасима. — Могу ли я включить звук?
А я то думал, что у нас немая картинка!
Донесенные до Милашки через многие метры слова, исковерканные естественными и искусственными помехами, заполнили все пространство перед Восточной башней:
— Мазе, фазе, лав ю бразе! — на всю страну выругался Боб и, не удержавшись на узком метровом карнизе, камнем полетел вниз.
Вохровцы в пятом и десятом мониторе вскрикнули от испуга. Некоторые даже приставили к вискам
