лучше.
Мы снабдим тебя всеми соответствующими бумагами. Обеспечим легенду на случай проверки. Предоставим корабль, не слишком современный, чтобы не бросался в глаза.
Цель проста. Поступить на службу. Общаться с людьми. Все как обычно. Улыбаться на глупые шутки. Рассказывать сослуживцам пошлые анекдоты. Волочится за горничными.
– Сорить направо – налево брюликами из кассы Академии… – вставил я и довольно улыбнулся, чем вызвал бурное негодование старика.
– И без всяких глупостей. Положение в Коалиции слишком серьезно, чтобы относиться ко всему так легкомысленно. Ты даже не представляешь, какие на сегодняшний день возникают серьезные проблемы. Тебе нужно за эти шесть месяцев разобраться в политической, общественной, если удастся, в чем я уже не сомневаюсь, сексуальной жизни, обжиться, пообщаться с людьми. А там уже будем решать, на что ты сгодишься. Вопросы?
У меня имелся только один вопрос.
– Когда начинаем, сэр?
Небольшая заминка со стороны старика не предвещала ничего хорошего. И я как всегда оказался прав.
– Как только наши специалисты изменят твою внешность.
– Что? – иной раз мне кажется, что старик слишком много шутит, – Мы не договаривались, что мне придется менять внешность.
– Ничего страшного. Небольшая пластическая операция в целях конспирации.
– Но зачем? – действительно, а зачем?
– А, затем, – бросил, как отрезал Глава Академии, – Вот полюбуйся.
Новая, весьма объемная пачка бумаги полетела через стол и шлепнулась прямо мне на колени.
Обыкновенные газеты. Со старыми, добрыми черными шрифтами. Я осторожно развернул верхнюю. И что же увидел? Свою улыбающуюся физиономию. А вот еще одна. И еще. И заголовки. Крупными, жирными буквами. « Единственный выпускник Академии!» «Легионеры не умирают!» И все прочее такое.
– Но откуда? – серьезный вопрос. Как могли мои фотографии попасть почти во все печатные издания Коалиции.
– Это пресса, мой мальчик. Такова их работа. Вокруг Академии постоянно ушиваются толпы газетчиков в надежде сенсации. Почти каждый перспективный воспитанник берется на заметку. А вдруг это очередной Легионер? Как? Это отдельный мир, со своими правилами, законами и финансами. Даже Академия ничего не может поделать с этим безобразием. Вот например, как тебе нравиться вот это?
Старик отправил в полет толстый журнал, и я еле успел его перехватить.
На обложке, о боже, я – крупным планом. В чем мать родила. Стою, словно бог на фоне моря. Прекрасно помню этот заброс. Крошечный островок в океане слаборазбавленной кислоты. На островке, я утверждаю, не имелось не то что ни единой живой души, даже травинки. Голый, плоский блин песка. Но фотография?
– Теперь понимаешь, о чем я? Едва твоя рожа появиться за пределами Академии, по всей Коалиции разнесется слух о появлении нового Легионера. А нам это надо?
Нам это не надо, молча согласился я со стариком. Первое правило Ночного Охотника – ты существуешь только для себя. Остальной мир, каким бы хорошим он не представлялся, не должен даже догадываться о твоем существовании.
– Надеюсь пластическая операция не коснется изменения пола?
Еще долго вслед мне в коридорах одиннадцатого Уровня звучал веселый смех Главы Академии. Весельчак, его родственников!
Глава 5
Последние испытания
Я всегда считал, что у меня особый нюх на опасности. Но в этот раз не повезло. Катастрофически и окончательно. В жизни всякого человека случаются мгновения, когда счастье демонстративно поворачивается спиной, жизнь становится похожей на ад и все летит к чертям. ( Черти – мифологические животные, якобы широко распространенные на территориях Коалиции в пятнадцатых, двадцатых веках до новой эры. )
– Ты уволен! Без выходной карточки! Вон!
Моя голова вошла в непосредственный контакт с пуленепробиваемым стеклом особой прочности, разнесла его на мелкие кусочки. Тело, с приданным ему посторонним ускорением, пропахало по лужайке метров десять, оставляя за собой приличной глубины борозду.
И это называется благодарностью за все то, что я сделал для этого человека!
– Негодяй! Подлец! Мерзавец!
И откуда у человека столько ненависти к ближнему своему? А ведь что интересно! Дело то яйца выеденного не стоит. Ну подумаешь, застал меня за своим рабочим столом. Это же не повод. Ну и что, что не один? С его личной секретаршей? Надо же разобраться вначале.
Дело как было? Человеку плохо стало. Девчонка в обморок свалилась. А я рядом, как на зло. Что еще оставалось делать? Правильно. Людям нужно помогать. Я по всем правилам сразу массаж лечебный. По методу коренных аборигенов созвездия Лебедя. Шея там, плечи, спина. Человека спасать надо.
Ну и что, что в трусах? Кто виноват, что я после душа. А тут она, секретарша, под ноги как брякнется. Тоже. После душа. Глаза навыкате. Изо рта пена валит.
Что на моем месте сделал бы врач? Правильно. Я поступил так же. В ближайшую дверь, на ровную поверхность, искусственное дыхание и восстановительный массаж. Непрямой. По все тому же методу аборигенов.
А то, что секретарша стонала, так это от радости за свою спасенную жизнь. Ничего удивительного. В двух минутах от смерти побывала.
И никто не виноват в том, что шеф именно на это время решил устроить торжественный прием по случаю прибытия министра финансов Коалиции. И именно в своем рабочем кабинете. Что с ним случалось довольно нечасто.
И уж совсем никто не виноват, что с министром финансов прибыла целая делегация из сопровождающих его лиц, включая супругу.
А в общем то неплохая картина получилась.
Я как раз перешел к более тщательному массажу, по правилу все тех же… повторяюсь, но куда деваться…аборигенов из созвездия Лебедя. Секретарша шефа радуется спасению, я радуюсь радости секретарши. Всем хорошо, все живы, здоровы. И тут двери на распашку. И двадцать одна пара глаз. На стол шефа по Внутренней Безопасности Коалиции, на котором бумажки разные секретные валяются. А уж потом только мы, вернее я, массаж делаю. И вот что самое интересное! Хоть бы одна сволочь отвернулась. Никакого понятия о врачебной тайне.
Ребята, которые меня вышвыривали, слегка перестарались. По всем правилам хорошего тона, принятого в пределах Коалиции, гостей, даже неприятных, требуется выпроваживать через двери. Со мной поступили неблагородно. Правда я успел хорошенько полягаться, пока пятеро амбалов, ругаясь, скручивали меня по рукам.
Я принял вертикальное положение, выплюнул, набившиеся в рот комья земли, прочистил горло и выдал через разбитое стекло тираду, смысл которой заключался в неподдельной радости освобождения от неблагодарного труда. Кстати, я работал здесь гувернером. Принеси то, отнеси это. Погладь штаны, помой ночные горшки. Тьфу на Главу Академии. Нашел куда пристроить. Как он говорил на прощание, поближе к сливкам общества. В гробу березовом я эти сливки видал.
А то, что без выходной карточки – не беда. Как—нибудь прокантуюсь. Старик сказал, что раз в полгода проверять станет, все ли в порядке? В прошлый раз я его видел на приеме, посвященном присоединению к Коалиции какой—то захудалой цивилизации. Глазом стрельнул шифровкой. Мол, вижу. Все у тебя в порядке, продолжай вливаться в коллектив. Так. А прием этот случился месяца четыре назад. Так что осталось еще два. Что—нибудь придумаю.
– Эй, братва, одежонку то отдайте?
