согласен с коллегой. Чтобы там ни было, директор встретил свою смерть достойно. Предупредил нас и весь мир об опасности.
Изображение кабинета появляется вновь. Директор взъерошен, помят, но выглядит достаточно живым.
— "Это Мефодьевна. Наша уборщица. Гражданка Мефодьевна! Отойдите вы со своим ведром. Вы мне мешаете!"
Грохочущая тень перемещается от камеры в глубину кабинета и превращается в полную тетку с ведром и шваброй. Бормоча под нос неразборчивые слова, она продолжает намывать полы. Два гостя директора в бессознательном состоянии поднимают ноги, дабы не мешать уборке. Жизнь продолжается.
Директор, пригладив пятерней растрепанные борьбой волосы, грустно улыбается, извиняясь за прерванный монолог.
— "Мы последние. Это надо признать. Нам ничто не поможет. И никто. Вы, которые сейчас смотрите эту кассету, опоздали. Вряд ли вам удастся спасти нас. Да. Ведь всем наплевать на то, что несколько сотен ученых отдали свои жизни за прогресс. Кого это заботит? Наверняка прислали на помощь какого-нибудь молодого лейтенанта с не обсохшим молоком на губах. Я угадал?"
Баобабова хмыкает, но комментировать заявление бородатого директора не рискует. Я рядом. А в руках свинцовая труба.
—" А в пару с молокососом прислали, наверняка, злобного прапорщика. Скорее всего в бронежилете. И это все? Нехорошо! Не завидую вам, ребята".
— Выключи этого неврастеника, — Мария нервничает, постукивая костяшками пальцев по столу.
— Еще немного, — мое внимание привлекает задний план картинки.
Кто-то неимоверно большой и чертовски сильный со всего маху налетает на стальные двери. Металл пучится, проминается и вот уже ясно видно, как остается на двери выдавленный отпечаток огромной конечности. Директор дико кричит что-то нехорошее и в высшей степени не научное. Бросается к разрушаемым дверям, пытается сдержать их своим телом. Люди в белых халатах продолжают сладко спать, готовясь в забытьи принять объятия смерти. Уборщица тетя Клава, не обращая внимания на происходящее, насвистывая под нос песенку про «пара-парадуемся», смахивает половой тряпкой пыль с картины, на которой изображены пасущиеся в лесу свиньи.
Удары неизвестного продолжаются сыпаться на дверь. В какой-то момент становятся понятно, что через секунду в кабинете директора разыграется трагедия. Удобнее вжимаюсь в кресло. Оно хоть и по телевизору, но кое-какой страх все равно есть.
Стальная дверь в последний раз протяжно стонет, слетает с петель и вместе с директором отлетает к противоположной стене.
Именно в этот момент изображение пропадает и на экране остается лишь рябь.
— Я так и думала, — фыркает Машка. — Всегда одно и тоже. На самом кровавом месте или пробки вылетают, или телевизор взрывается, или гости приходят.
— Обрати внимание, — в чем-то Мария, конечно, права. Мне тоже ужасно хочется взглянуть на то, что пыталось проникнуть в кабинет. — Двери то целые.
Баобабова тщательно изучает вышибленные, согласно только что просмотренной хронике, двери.
— Ни одной вмятины, — сообщает торжественно она. — Ни царапин, ни волдырей. Такое впечатление, что ее поставили только что. Кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? Дурдом какой-то.
Но меня в данную минуту беспокоит другая мысль.
— Маш, а Маш! Скажи, не встречала ли ты по дороге или в кабинете ведро со шваброй?
Зрачки Баобабовой на мгновение превращаются в лед. Как ей это удается, сказать сложно, но с ее то опытом….
— Считаешь, что к этому безобразию имеет отношение уборщица? Но это же абсурд! Как может самая обычная гражданка уборщица сотворить такое с целым подземным городом? Я уже не говорю о воздушно десантном полке.
— Уборщицы бываю разные. Я в журнале читал, что согласно последним медицинским исследованиям современные уборщицы ближе всех стоят по эмоциональной шкале к серийным убийцам. Недовольство жизнью, постоянные стрессы, работа с влажной средой, все это откладывает негативный отпечаток на характер. Помашешь целый день шваброй, а в конце рабочего дня непременно захочется кого-нибудь замочить.
— Но уборщица не сталевар, — не соглашается коллега. — Переплавкой автоматов не занимается. Даже если принять предложенную версию за рабочий вариант, непонятно так же, как один человек сумел угробить столько народу, да еще навести на зоне идеальный порядок.
— Не знаешь ты русских уборщиц.
Но, Баобабова права. Гражданка Мефодьевна, несмотря на косвенные признаки, вряд ли является главным организатором опустошения зоны. Тем более, что она находилась внутри кабинета, когда неизвестная сила взламывала двери. А то, что ведро не нашлось, еще ни о чем не говорит.
Смотрю на часы. Там, на верху, уже далеко за полночь. Пора устраиваться на ночлег. Лучшего места, чем кабинет директора, под временный лагерь отыскать трудно. Баобабова устраивается на диване. Я на креслах. Двери предварительно подпираем массивным директорским столом. Тишине и чистоте доверять нельзя.
— Чудно все, — вздыхает с дивана Баобабова.
— Ты о чем?
— О зоне. Мы так до сих пор не знаем, чем занимались эти ребята. Может, происшедшее явилось результатом неудачного эксперимента? Не на ту кнопку нажали, и получили не тот результат, который хотели. Сюда бы ученых прислать, а не нас с тобой.
— Но прислали нас. И разбираться придется нам. Не знаю как. Но ведь безвыходных положений не бывает?
Засыпаю, успокоенный этой мыслью.
Просыпаюсь, не успев как следует погрузиться в тревожные сновидения. Перепуганная Баобабова трясет за плечо.
— Лесик! Там что-то происходит!
Из коридора слышен дикий топот. Словно буйная толпа буйно помешанных носится туда-сюда, и каждый их этой толпы старается топнуть как можно сильнее. Бросаемся с прапорщиком к дверям. Не открываются.
— Засада! — вопит прапорщик Баобабова, не в силах совладать с эмоциями. — А ну, навались, лейтенант!
Берем приличный разбег, прыгаем на дверь. На третий раз преграда не выдерживает. Вылетаем в коридор, с твердым намерением вручную сразиться с топтунами.
Никого. Только мелькает неясная тень, прячется за углом. Не сговариваясь, бежим туда. Поворот. Беглецы стараются не показываться на глаза. Еще изгиб. От нас не уйдешь. Мы тоже нормы ГТО сдавали.
Захваченные погоней и бегством неизвестного, влетаем в столовую. Тормозим в изумлении. От вчерашнего погрома, учиненного Баобабовой, не осталось и следа. Все аккуратно расставлено, разложено. В тарелках горячий суп, на стульях выглаженные комплекты одежды.
— Стой! — просит Мария, удерживая меня за руку. — Они нас отвлекают, — Баобабову не волнует, что все приведено в порядок. Даже свечи новые. Одна погоня на уме. — Странно только, что они не нападают.
Не совсем понимаю, о ком идет речь. За все время погони так и не удалось разглядеть беглецов. Топот ног слышал, дыхание чувствовал. Но только тень мелькала. Так и не удалось никому по голове свинцовой трубой шмякнуть.
— Слышишь? — напрягается Мария, прислушиваясь.
Глухой рокот, похожий на далекий водопад. От этого, пока слишком далекого звука, начинает подрагивать пол. А что будет, когда это доберется до нас.
— Уходим? — скорее предлагаю, чем спрашиваю я.
Прапорщик Баобабова не имеет ничего против. Она как никто другой в этой жизни понимает, что все
