— У нас есть одна ниточка, — недобро ухмыляюсь, отчего Мария замирает, склонившись над своим богатством.
— Какая такая ниточка? Выкладывай, Леша. Ты чего на меня так смотришь?
— Я не на тебя смотрю. На твои ноги.
— Дурак. Нашел время.
— Сама эта самая. Скажи, много в нашем городе девушек с длинными ногами?
— Кроме меня предостаточно.
— А с бородавками на щеке?
— А-а-а, — тянет Машка, догадываясь, к чему я клоню. — С бородавкой, в красном платке и с кожей….
— … Холодной, словно лед. Вот именно! Найти человека с такими приметами раз плюнуть. И я даже знаю где искать.
— Снова на кладбище? — недовольно морщится Мария. — Думаешь, ожившая мертвячка?
— Именно. Она стояла так же близко, как ты сейчас. Не приведи судьба тебе испытать тот же ужас, что испытал я. До сих пор согреться не могу. Мертвячка, не иначе. Однако, кладбище отпадает. Только недальновидные мертвецы, покинув уютные могилы, остаются на кладбище. Не спорю, место для жительства данной категории граждан весьма удобное. Не слишком далеко от цента города. Но слишком велик риск быть замеченным. Нет, Маша! Наша прохладная гражданка прячется где-то здесь, — дуло пистолета утыкается в круг с крестиками.
— И сообщники?
— Вполне вероятно. Разыскав девчонку узнаем и подробности.
Баобабова зарывается с головой в железном ящике:
— Мертвецы пуль не боятся?
Я не знаю, чего боятся, а чего не боятся мертвецы. Согласно известным мне данным, почерпнутым из кинофильмов и книжек, трупы неравнодушны к осиновым крестам, святой воде, серебру и солнечному свету. Найти за двадцать четыре часа в урбанизированном городе осину тяжелее, чем девушку с холодной кожей. Святая вода хорошее средство. Но на дворе ночь. Все точки распределения святой воды закрыты. Серебро необходимо переплавить в пули. А где и как? А солнечного света разыскиваемая не боится. Платочек повязала, плащ с перчатками накинула, на глаза очки. Вот и вся нелюбовь. Так что получается мы с Машей Баобабовой встретимся со злодеями с голыми руками.
— Вот! — Баобабова громыхает об стол тяжелыми предметами. — Знала что рано или поздно пригодится.
— Это что? — на неопытный взгляд молодого лейтенанта вещи, выложенные прапорщиком ничего общего с мертвецами не имеют.
— Автономная газовая горелка с запасными баллонами. У меня тетка на космодроме сварщиком работала. Вот… нечаянно позаимствовала. Хотела выкинуть, да я к рукам прибрала. Пригодиться.
— А это еще зачем?
— Капканы на медведя. Работают и с трупами. Пусть только эта гадина мне в руки попадется, я ей всех гномиков припомню.
Капканы на крупного зверя, конечно, замечательно. Но мы же не звери. Мы честные оперативные работники.
— Это убери, — сдвигаю громыхающее железо на край стола. — Человек не зверь. Достаточно по голове настучать. Горелки возьмем. От мертвецов, кажется, огонь тоже помогает. И обычное оружие тоже прихватим. Мертвяк не мертвяк, а перестраховаться не мешает. Вполне может статься, что ошибаемся мы насчет трупов. Может, самая обычная девчонка, но с пониженной температурой тела.
— Не завидую я ей, — Баобабова послушно запихивает капканы в ящик.
Да уж. Завидовать нечему. Никакой личной жизни.
— Леша! — голос Баобабовой как-то странно теплеет. — Возьми. Это наша фамильная драгоценность. От прабабки досталась. Она у меня княжеских кровей была.
На ладони у Марии серебряный крест.
— Тяжелый какой. Не жалко?
— А я не навсегда. Поймаем негодяев, обратно в ящик спрячу. А если потеряешь, тебя вместо креста в коробочку засуну. И будешь ты всегда при мне, как тот скелет в шкафу. Понял?
Чего ж непонятного. Посею крест, замочит не взирая на дружбу и рабочие отношения.
— Остается один вопрос, — проверяю, насколько удобно закреплена горелка за поясом. — Очерченный нами круг поисков слишком велик. Три десятка жилых домов, пара заводов, другие предприятия и общественные заведения. Тяжело отыскать иголку в стоге сена за двадцать четыре часа.
— Значит, надо применить магнит. Кажется у нас есть одна очень умная особа, способная найти все, что угодно в этом городе.
— Твоя тетка? — Не хотелось бы привлекать к пискам гражданское население. Особенно теток.
— Лесик, иногда ты такой недогадливый, — сердится Баобабова, защелкивая замки на железном сундуке. — При чем здесь моя тетка? Я говорю о той собачке, которую мы сплавили в институт Павлова.
— Машка! Ну, ты… молодец! Собака-невидимка на службе правоохранительных органов! Это же здорово. В конце концов она нам обязана. Мы ее, можно сказать, спасли от смерти. Думаю, она нам не откажет. Если совесть всю не проела на колбасном заводе.
— И если ее еще не засунули в какую-нибудь центрифугу. Век собачий не долог. У меня в том институте тетка год лаборанткой проработала. Много всего разного рассказывала.
— Такую редкую породу в центрифугу не засунут. Где телефон?
Мария вежливо швыряет на мой стол телефон и усаживается на краешек.
— Нашла кресло, — ворчу я, удерживая шаткий стол в равновесии. Параллельно набираю номер.
— Але! Але, говорю! Это институт Павлова? Здрасть. Это милиция с вами общается. Мы вам недавно собачку странную привезли для опытов. Чернилами облитую….
— Фиолетовыми, — шепчет Машка.
— Мне тут подсказывают, фиолетовыми чернилами. Она у нас по одному делу проходит. Даже по трем. Хотелось бы ее на время позаимствовать.
Из трубки слышатся нехарактерные для трубки звуки и радостный голос с той стороны практически лает в ответ:
— Гражданин лейтенант?! Не узнали? Это же я! Меченый! Собственной шкурой, можно сказать. Что значит, почему до сих пор живой? А какой я, по-вашему, гражданин лейтенант, должен быть? Хе-хе! Что делаю с телефоном? А я тут на проходной работаю. На полставки, сутки через трое. Вахтером. Всех впускать, никого без особого разрешения не выпускать.
Прикрываю трубку рукой и сообщаю Машке радостную весть. Баобабова закатывает глаза, показывая, насколько ее возбуждают новости.
— Премного вам, гражданин лейтенант, благодарен. Кормят здесь, конечно, не как на колбасном заводе, но жаловаться грех. Жильем обеспечили. Однокомнатной, деревянной. Карабин выдали, фуражку, калоши. Практически на чистопородного стал похож.
— Рад за тебя, Меченый, — пытаюсь остановить словоохотливого собеседника, но Меченый захлебываясь, делится своими радостями. Для него мы единственные близкие люди и товарищи на всей планете.
— Я теперь уже не фиолетовый. Меня, гражданин лейтенант, в целях усиления охранных функций решили оставить как есть, невидимым. Очень данная особенность в работе помогает. И не только в работе.
Бегающий у проходной одинокий карабин должно быть сильно пугает гостей института.
— А как вы поживаете, гражданин лейтенант? Видать совсем жизнь загнула, раз о Меченом вспомнили?
— Есть кое-какие трудности, — соглашаюсь с трубкой. — Помощь твоя нужна. В очень важном государственном деле.
— Преступность одолевает? — голос на том конце провода становится серьезным. — Знакомое дело. У нас тут в институтской столовой тоже все насквозь коррумпировано. Главный повар ставленник мафии,
