заглянул в бумаги и с выражением прочитал — Диметиланилин… Что ж нас дальше ждет-то? Значит, говорите, хотите быть полезным?
— Да.
— И при этом просите деньги. А почему именно чернила? Считаете, нашим бюрократам нечем писать свои справки? Может, если будет поменьше чернил, будет меньше глупых бумажек? Вы не думали?
— Не думал. Когда я решил организовать производство, я думал о школах. Школьникам чернила нужны гораздо больше, чем бюрократам. Я навел справки в губоно, и ориентировался на потребности образования города.
Шрам помолчал:
— Да. Дети — наше будущее. Не научим их — нас, необразованных, сомнут враги. А все-таки, товарищ Вышинский, почему вы решили открыть свое производство. Нет, не чернил, производство вообще? Вы — человек образованный, смелый…
«Я? Смелый?»
— …могли бы устроиться на службу в учреждение, пойти в армию… На заводе я вас не вижу, руки у вас все-таки не рабочие. Почему? Вы же должны знать, как относятся к нэпманам?
Сергей задумался. Можно произнести длинную, пафосную речь о необходимости поднятия промышленности, о престиже государства на мировом рынке… Можно.
Но лучше сказать правду.
— Я вообще не собирался ничего создавать. Сначала я рассчитывал просто обмануть вас, выманить деньги на открытие производства, и сбежать.
Секретарь поднялся. Глаза товарища Шрама напомнили о Паше Поводне. В кабинете было тихо, только тихо скрипела медленно сжимаемая пальцами бумага на столе.
— Продолжай… — сквозь зубы произнес товарищ Шрам.
В животе Сергея лежал огромный ледяной ком страха, но этот разговор был нужен. Ему было нужно освободиться от собственного вранья.
— Рассчитывал. Но потом я общался с людьми: с профессором Крещенским, с секретарем комсомольской ячейки, со школьниками…
Сергей посмотрел в глаза секретарю:
— Я не смогу их обмануть. Я на самом деле хочу открыть эту чернильную фабрику. Даже не ради денег, деньги для меня — не главное…
Сергей с ужасом понял, что говорит правду.
— …для меня главное — само производство. Я больше не хочу быть тем, кем я был раньше, сектантом, от которого никому ни холодно ни жарко, который попусту коптит небо, не принося пользы. Я хочу, чтобы мои руки…
Сергей взглянул на ладони.
— Чтобы мои руки были руками человека, который сделал что-то для своей страны, для своего народа. Чтобы, когда меня спросят: «Что ты оставишь после себя?» я мог показать на чернильную фабрику и сказать: «Вот. Вот мой подарок народу!».
Сергей замолчал. Опять пафос… Здесь точно какая-то инфекция, толкающая на подобные речи.
Секретарь смотрел на Сергея, что-то обдумывая. Потом улыбнулся своим мыслям, подошел к Вышинскому и положил ему руку на плечо:
— Знаешь что, Сергей… Денег я тебе не дам. Не потому, что не верю. Нет у нас в городской казне лишних средств. Денег не дам, но помочь — помогу. На что там тебе деньги нужны? Помещение, оборудование, сырье? Специалистов, извини, найти не смогу: химики сейчас редкость.
— Есть у меня специалист, — Сергей вытер пот со лба, погладил бородку.
— Да? — Шрам оторвался от бизнес-плана, на котором что-то писал и посмотрел на Вышинского, — Быстро… Вот, держи. Идешь в губсовнархоз, пусть зарегистрируют твое производство, а потом пусть дадут в аренду здание на Энгельса, сорок два. Два года назад один товарищ уже собирался открыть чернильную мастерскую. Он, правда, — Шрам ехидно посмотрел на Сергея, — на свои средства рассчитывал. Там тебе будет и помещение, и оборудование, и, может быть, даже химикаты, точно не помню. Ну а дальше сам крутись.
— Так в Пескове, что, уже есть чернильное производство?
— Да нет. Не успел он ничего открыть, в реке зимой утонул…
— Я смотрю, — криво улыбнулся Сергей, все еще не пришедший в себя, — подледное плаванье у вас популярное увлечение. Оккультист один утонул, чернильный товарищ…
— Да нет, — хмыкнул Шрам, — Утонул у нас в том году только один, тот, что мастерскую открывал. А оккультист — его брат, он тогда все помещение в безвозмездный дар городу передал и куда-то убрался. Два года руки не доходили. Наверное, тебя ждали. Всё, иди. Сегодня еще успеешь в совнархоз, в понедельник они все оформят. Если не затянут.
— Товарищ Шрам! — вспомнил Сергей, — Там на железнодорожной станции стоит безхозный вагон с бензолом. Можно мне его получить для производства?
— Значит, говоришь, ничего организовывать не собирался? Однако сырье и спеца уже нашел. Молодец…
На прощание товарищ Шрам все-таки руку пожал.
Сергей вышел из кабинета и взглянул на свой бизнес-план. На титульном листе толстым синим карандашом — почему не ручкой, кстати? Ах да, кляксы… — было написано: «Губсовнархозу: зарегистрировать мастерскую тов. Вышинского, передав ему в аренду здание по адресу: ул. Энгельса, 42. Губоно: рассм. вопр. о целес-ти закупок чернил у тов. Вышинского. Нач. ж-д станции „Песков“: при наличии безхозного вагона с бензолом передать его тов. Вышинскому». Внизу стояла жирно подчеркнутая надпись: «Не волокитить!!!» и подпись.
Шрам сидел за столом, упираясь подбородок в сцепленные замком руки:
— Нет, Сергей, — тихо произнес он самому себе — не получится из тебя нэпмана. Есть в тебе нужная гнильца, есть, только у нэпманов она внутри, а у тебя снаружи. Счистится и не будет… Товарищ Глушкова! Принесите мне чаю, пожалуйста!
По Октябрьской улице шел без пяти минут владелец чернильной мастерской. Шел, счастливо улыбаясь, разглядывая свое отражение в зеркальных витринах.
Город заливало лучами солнцами, раскрашивая улицы зеленью деревьев и красками домов и одежды. Пусть дома обшарпаны, пусть одежды прохожих в основном черные и серые. Можно подумать, в нашем времени все дома свежепокрашены, а люди на улицах носят исключительно белое с золотом. Интересно, почему времена большевиков ассоциируются исключительно с серым цветом и пожухлыми красками? Наверное, потому, что видим мы эти времена только в фильмах, а фильмы либо черно-белые, советские, либо стилизованы под старинные, типа «Собачьего сердца». Сергей хмыкнул, вспомнив, как он удивлялся в детстве, когда узнал, что фильм снят недавно, ему казалось, что фильму — лет сорок.
— Подходи, буржуй, глазик выколю… — пропел Сергей тихонько.
Не подходит эта песня тебе, Сергей Аркадьевич. Ты теперь сам — буржуй.
Сергей огляделся, веселым шальным взглядом.
«Мне нравится этот мир! Мне нравятся эти люди! Мне нравятся большевики!»
Сергей чувствовал себя пьяным от счастья. Как это здорово, когда тебе верят! Когда ТЕБЕ верят! Сергей был готов свернуть горы, чтобы оправдать доверие товарища Шрама, не то, что построить какую-то чернильную фабрику. А что? Сырье есть, здание — есть, оборудование — есть, специалист — есть, рынок сбыта — и тот есть. Все получится!
Так, а что я здесь делаю? Сергей остановился у полуразвалившейся крепостной стены, поросшей травой и кустами. А, вспомнил!
Губсовнархоз находился в том же здании, что и губком, поэтому заявление Сергея о регистрации приняли быстро. Несмотря на грозную резолюции, Сергею сказали, что по декрету они должны внести его в реестр в течение недели, поэтому пусть приходит в понедельник за справкой. А постановление губсовнархоза об аренде помещения — после регистрации. Правда, Сергею повезло: заседание президиума губсовнархоза будет как раз в понедельник и если его успеют внести в реестр, то постановление он получит
