– С польскими буквами?! – задумался царь. – Что за человек?
– Не ведаю, государь... Наш, русский.
– Вели привести его сюда... Обыщите, нет ли ножа?
– Слушаю, государь!
Царь Иван покачал головою:
– Смельчак! Хотел бы я посмотреть на него. Вот, гляди, каковы есть люди у короля!.. Жизни не жалеют!.. Списывает у нас под носом наши же земли и крепости... В Риме и планы Москвы уж есть, привез Тедальди. А я только Богу все молюсь, чтобы послал он мне добрых, совестливых слуг... Приказываю я тебе через соглядатаев наших разведать: изменник или нет тот Игнатий? Не пожалей казны! Вот мой сказ тебе, Борис. Иди!
– Слушаю, великий государь! – громко ответил Годунов на слова царя, поклонился и вышел из государевой комнаты.
Царь вызвал постельничьего, велел ему позвать Бельского.
Когда тот явился, царь с усмешкой произнес:
– Не любишь ты Годуновых! Вижу, Богдан, поперек дороги они стали тебе. Да и Нагим тоже, и Никите Юрьеву. Не ошиблись, слуги мои верные, Годунов – сила! Не справиться вам с ним. Чую, возьмет он верх надо всеми вами... Опалу ждете царскую на него?.. Не так ли?! О, если ему срубить голову, как бы возрадовались вы!
Бельский смущенно заморгал глазами, не понимая, зачем царь говорит все это.
– Вот бы вам потеха была, кабы я опалу на него наложил! Ревнивы вы. Смешно смотреть мне, как вы следите за моими милостями к людям. Уж и теперь, замечаю я, сторониться вы его стали, зазнаваться начали перед ним. Беду почуяли за его спиной. Не рано ли? Не поторопились ли? Насмотрелся я на своих придворных холопов. Почему ревнивы? Потому что любят себя больше царя и родины, оттого и грызутся из- за близости к царю. Невелика честь государю иметь таких усердных слуг!
После некоторого раздумья Иван Васильевич сказал:
– Трое уж мне из вашей толпы доносили на Игнатия Хвостова, что служил с Никитой Годуновым, – будто он изменил мне. И ты тоже. А скажи: так ли это? Говори, говори, говори... Почему вы Игнатия Хвостова называете изменником?
Бельский с низким поклоном, жалко съежившись, ответил:
– От смоленских дьяков то слышал я...
– А они от кого?
– Не ведаю, государь...
– Мало ты знаешь... Пошел вон! Болтун! Неверный раб! – Царь ударил Бельского по плечу посохом. Бельский быстро скрылся с глаз царя.
Оставшись один, царь опять раскрыл большую книгу в кожаных досках, привезенную ему Поссевином. В ней было описание всего того, что говорилось на Тридентском соборе. Он знакомился с ней по переводу, сделанному одним католическим монахом.
С усмешкой смотрел царь на перечисление в книге всяких вер, против которых вооружились римские папы. Тут и лютеранство, и гуситы, и кальвинисты, англикане, пуритане и много других толков. И между всеми царило несогласие, а короли все перессорились из-за них.
Царь сердито плюнул. Его привело в негодование, что папа и лютеране смеют посягать на русскую веру, пытаются втянуть и россиян в церковную свалку.
Вот почему эту книгу и поднес ему, царю, Поссевин, что в ней показано, как на том соборе в Триденте возобладало направление строго папистское. Папу на этом соборе католики превознесли выше всех государей.
Еще раз зло плюнул царь, сердито закрыв книгу.
«Благодарение Господу, одна у нас вера; с нас довольно нашей христианской, русской веры... Попы у нас ходят под государями, и Бог за то никогда не наказывал нас... Русь крепнет. Войны, и пожары, и моры, и измены – все было, и опять будет, но Русь от того не сгибнет, подобно иным царствам... Крепка она!»
Раскрасневшись, взволнованный, он отошел от стола.
Постучали.
Опять Мстиславский; низко поклонился:
– Дозволь, государь, слово молвить...
– Говори.
– Тот молодец – наш, русский. Игнат Хвостов назвался.
Царь с удивлением подался в кресле назад, пожав плечами:
– Хвостов?
– Так, великий государь.
– Веди его сюда. Живо! Скорее!
Царь стал быстро ходить из угла в угол своей комнаты.
Вскоре вернулся Мстиславский. Позади него шел Хвостов.
– Эк ты какой нарядный! – насмешливо оглядел с головы до ног Игнатия царь. – Говори, где был, что видел.
Игнатий стал на колени:
– Батюшка государь, бежал я из польского плена...
Хвостов стал рассказывать царю обо всем, что с ним было. Упомянул и о Курбском, и о мельнике, который подслушал разговор Курбского с Колыметом.
Когда царь выслушал рассказ Игнатия до конца, его первым вопросом было:
– Стало быть, Курбский через своих похлебцов оговаривал моих верных людей? Мельник то слышал?
– Истинно, государь, так мне передал тот литвин, мельник.
Царь задумался. На желтом, болезненном лице его снова появились красные пятна.
– А где тот план, что ты привез с собой?
Мстиславский подал царю Ивану свиток бумаги.
Царь развернул его. Стал внимательно рассматривать.
– Гоже... хорошо... ладно... – с торжествующим выражением на лице, про себя говорил он.
Свернув опять свиток, Иван Васильевич пристально посмотрел в лицо Игнатию, продолжавшему стоять на коленях.
– Встань! – махнул он рукой.
Хвостов поднялся.
– Вижу, что верный ты мой холоп. Иди к Никите Годунову, скажи ему: государь не гневается на него, но рад, что имеет таких слуг, как он. Так и скажи.
Обратившись к Мстиславскому, царь строго проговорил:
– Накажи Богдану Бельскому, чтоб из моих конюшен подарили ему оседланного, в шемахинской сбруе, лучшего коня и одежды лучшие чтоб ему дали. Пускай Бельский сам подведет Хвостову дареного того коня. Слышишь, – сам он подведет коня.
– Слушаю, великий государь, слушаю.
– Отныне сей молодец будет в моей дворцовой страже.
Снова опустился на колени Игнатий и поблагодарил царя за его милости к нему.
Иван Васильевич невольно воскликнул, глядя на удалявшегося Игнатия:
– Экий дородный да пригожий детина!
После ухода князя Мстиславского с Игнатием царь разложил на столе принесенный ему свиток и принялся внимательно рассматривать его. Перед ним предстали во всей наготе замыслы королевских вельмож о новом походе, вкупе с крымским ханом, на Россию.
Тому, что польские паны думают о новом походе на Русь, он не удивился, ведь и сам он спит и видит, чтобы снова двинуться на короля и отнять у него Ливонию. Его удивило желание панов примириться с татарским ханом, вечным врагом христиан.
«Выгода выше Бога!» – улыбнулся царь.
Феоктиста Ивановна подошла к воротам, чтобы посмотреть, хорошо ли они заперты. С