Фашиста, Волк тяжело вздохнул и неторопливой рысцой потрусил вслед за проламывающимся сквозь кусты Абдом. Туда, где ожидал их замаскированный покрытыми чахлой зеленью ветками ровер. За его спиной откашлялся и, набирая обороты взрыкнул тяжелой полновесной очередью крупнокалиберный пулемет. Следом хлестко тявкнула танковая пушка, ухнул на склоне взрыв.
До машины они добрались быстро, повинуясь молчаливому кивку Волка, Абд-второй уселся за руль, плавно повернул в замке ключ зажигания. Хорошо отрегулированный мотор не подвел, мерно зашуршал на холостых оборотах, готовый унести хозяев прочь из опасной зоны. Абд-первый вольготно расположившийся в одиночку на заднем сиденье, беспокойно посматривал на медлившего с посадкой Волка. Абд-второй тоже то и дело бросал в сторону командира вопросительные взгляды. Пора было давать команду на отход. Рвать отсюда когти, пока изики не очухались окончательно и не зажали. В конце концов, решение было принято еще там, в нескольких метрах от вершины холма, когда они с Абдом-первым рванули сюда вместо того, чтобы прикрыть огнем отход незадачливого снайпера. Где-то за гребнем, на противоположном склоне в гулком реве автоматических пушек и пулеметов, продолжала танцевать смерть. Это значило, что Фашист все еще жив. Жив и ведет бой. Тот бой, который по всем законам войны должен стать для него последним. Ну что ж, каждый выбирает сам…
— Время, поехали, — деланно равнодушным голосом произнес Волк.
Сопроводил слова для верности красноречивым жестом, мало ли, его корявый арабский, Абды вполне могли и не понять. То ли дело Фашист, тот трещал на их выламывающей язык мове, как на родном русском. Эх, Фашист, Фашист… И что тебя, дурака, дернуло? Осуждающе качнув головой, Волк, по-стариковски кряхтя, принялся забираться в машину. И когда он уже собирался захлопнуть дверцу, последний раз кинув взгляд на гребень холма, за которым под ураганным огнем погибал его друг, разглядел вдруг в кустах какое-то движение.
— А ну, постой! — он схватил за локоть уже готового тронуть машину с места Абда. — Погоди, погоди, обезьяна нерусская! Понимаешь, что говорю? Нет?
Ветви кустов отчетливо заколыхались, будто сквозь них отчаянно торопясь продирался какой-то крупный зверь. Абд-первый, что-то ворчливо пробурчал по-арабски с заднего сиденья и выставил в окно автоматный ствол. Но Волк уже знал, кто это ломится к ним сквозь кустарник, и автомат ливанца тут был совсем ни к чему. С треском обломанных веток из зарослей вывалился Фашист, не устоял на ногах, зацепившись за какой-то корень, и кубарем покатился вниз. Ткнулся спиной в ствол молодого деревца на склоне, зацепился за него рукой, тормозя падение, и поскакал дальше на четвереньках, словно какое-то огромное насекомое. Снайперку он волочил за собой на ремне. Напряженно ловившему каждое его движение Волку показалось сначала, что напарник ранен, но нет, крови видно не было, и двигался Фашист четко и слаженно, используя все четыре конечности, просто видимо охваченный страхом погони мозг гнал тело вперед, не давая и секундной передышки, чтобы сообразить, что нужно подняться на ноги. Дохнувший в лицо порыв ветра, донес с той стороны холма резкие крики, команды на чужом языке и короткие автоматные очереди. Израильская пехота начала прочесывать склон, простреливая на своем пути все подозрительные места. Это было плохо, судя по звукам стрельбы и команд, эти парни уже через несколько минут будут здесь.
Хрипло выматерившись, Волк выскочил из машины и метнулся навстречу все еще скачущему на четырех костях Фашисту. В две секунды преодолев разделявшее их расстояние, резким рывком за шиворот вздернул напарника на ноги, поволок за собой.
— Ранен?! — вопрос выплюнут прямо в белое перекошенное лицо, в огромные во всю радужку черные провалы зрачков.
В ответ отрицательный взмах головы, в глазах полное безумие, на губах пена, хрип запаленного дыхания.
— Давай, сука, давай! — полустон, полурев, натужный вопль рвущий горло в запредельном усилии.
Открытая задняя дверца уже рядом, Абд-первый с брошенным к плечу автоматом, ствол наведен на вершину холма, именно там вот-вот должны появиться изики. Еще один рывок на пределе отпущенных организму сил и возможностей. Фашист головой вперед летит в салон, не до нежностей. Абд-второй нетерпеливо газует. Ровер начинает медленно ползти вперед.
— Куда, блядь?! Шефа потеряли!
Волк запрыгнул в уже двинувшуюся машину, перевалился на кожаное сиденье, с минуту сидел молча, сосредоточенно хватая распяленным ртом бьющий в открытое окно воздух. Изики появились на вершине, когда ровер отчаянно прыгая на ухабах, ушел уже чуть ли не на километр. Несколько автоматных очередей, пущенных вдогон, безобидно вспахали дорогу где-то далеко позади. Чтобы попасть в машину на таком расстоянии, мало быть снайпером, нужно иметь еще и соответствующее оснащение. А вот его-то как раз у обычного пехотного подразделения быть не могло, так что Волк по поводу беспорядочной стрельбы сзади не волновался. Ушли! Снова ушли! Опять подошедшая совсем близко костлявая осталась с носом! Эйфория удачного отрыва распирала грудь, захлестывала мозг. Хотелось кричать и хлопать себя по ляжкам. На фоне нахлынувших радостных эмоций, даже злость на дурацкий поступок напарника отошла куда-то на второй план, растворилась в водовороте бурлящих внутри чувств. Однако сам Фашист захлестнувшей напарника радости, отнюдь не разделял, нервно тиская кулаки, сотрясаемый крупной дрожью, он вжался в спинку заднего сиденья, неудержимо клацая зубами, левая щека мелко пульсировала в тике. Абд-первый, опасливо отодвинулся от неверного с которым явно творилось что-то неладное. В конце концов, и Волк обратил внимание на состояние напарника, обернулся к нему, просунувшись между передними сиденьями, всмотрелся пристально в лицо.
— Ты как, Фаш, в порядке? Чего зубьями щелкаешь? Отходняк накрыл?
— Б-бросили, с-суки! — заикаясь, еле выдавил прыгающими губами Фашист. — Шкуру спасали, а м- меня там к-кинули!
— О, как! — Волк почувствовал, как на смену светлой ничем не замутненной радости изнутри поднимается мутная волна слепого безрассудного гнева, и крепко стиснул кулаки, стараясь взять себя в руки. — Мы значит, тебя бросить хотели, а ты выходит у нас ангел с крыльями? Да? Чего замолк, давай, кукарекни еще что-нибудь!
Волк говорил абсолютно спокойно, но в голосе его звенела столь неприкрытая холодная ярость, что Фашист на минуту даже перестал трястись и лишь тяжело дышал, отвернувшись к окну, стараясь избегать взгляда напарника. Абды старательно делали вид, что они вообще здесь не присутствуют, в разборки между русскими влезать было себе дороже, это они уже успели твердо уяснить.
— Ты какого хрена стрелять начал, урод? — обманчиво вкрадчивым тоном вопросил Волк, придвигаясь поближе к напарнику и ухватив его правой рукой за ворот камуфляжной куртки.
Не дождавшись ответа, он продолжил говорить сам, и каждое его слово тяжелым молотом падало на опущенную голову Фашиста.
— Значит, говоришь, бросили тебя бедного на растерзание? А ты сам, что сделал? Ты всех нас подставил! Ведь замешкайся мы всего на минуту, и никто не ушел бы живым, понимаешь? Никто! Стоило это того? Сам как думаешь? Мало того, что ты нас всех под пули подвел, ты еще и евреям своим любимым едва не оказал огромную услугу. Как думаешь, это равноценный размен: пара вонючих изиков, против элитной группы диверсантов? А ведь ты нас чуть вот так и не разменял!
Фашист молчал уставясь в пол между сиденьями и лишь все ниже и ниже опускал голову, под градом убийственных слов, что обрушивал на него командир группы. Возразить ему было нечего.
— Молчишь? То-то же! — закончил наконец разнос Волк, и сменив гнев на милость, стараясь сгладить гнетущее впечатление, что овладело всеми членами группы уже мягче спросил:
— Попал хоть в кого-нибудь?
— Минус два, — подняв голову, глянул ему в лицо Фашист.
— И то хлеб, — кивнул, показывая, что считает произошедший инцидент полностью исчерпанным Волк. — Жалко, что официального подтверждения, скорее всего хрен дождешься. Не заплатит тебе никто за пробежку на мослах по пересеченной местности. Эх, истребитель ты наш, чудо морское…
Фашист отвернулся к окну, за приспущенным стеклом летели назад, исчезая за горизонтом пейзажи Южного Ливана, оливковые рощи сменялись покрытыми изумрудной травой лугами, тут и там вырастали причудливой формы холмы, качнулись под налетевшим порывом ветра два одиноких силуэта молодых
