взнуздывать.
Конюх хотел помочь девушкам запрячь лошадей. Но Рената воспротивилась.
— Спасибо, господин Мельманн. Мы сами управимся.
Мельманн пробормотал себе под нос что-то непонятное. Он не спускал глаз с девушек, хотя и видел, что они умеют обращаться с лошадьми. Чтобы не стоять без дела, Мельманн решил дать Ренате и Бритте несколько добрых советов.
— Следите за Петером, — сказал он. — Это конь с норовом. Как только завидит встречную машину или даже мотоцикл, он начинает артачиться. Имейте это в виду. Если он поднял уши, будьте настороже. Натягивайте туже поводья. Лошадь должна чувствовать твёрдую руку. Поняли?
— Ах, герр Мельманн, — рассмеялась Бритта, — наверно, вы очень боитесь, что мы вернёмся из Борденслебена без Петера и Пауля.
Мельманн ухмыльнулся:
— Этого я как раз не боюсь. Лошади сами придут обратно. Не знаю только, вернётесь ли вы с ними.
— То есть как это?
— А так! Останетесь лежать под опрокинутой телегой где-нибудь в канаве.
Рената с обиженным видом взобралась на повозку.
— Я чувствую, что вы нам очень мало доверяете, герр Мельманн. Не правда ли?
Она взяла в руки поводья. Бритта влезла в телегу с другой стороны.
— Но-о!..
Петер и Пауль тронулись с места. Повозка загромыхала по двору. Они проехали мимо канцелярии имения, мимо проходной будки, мимо заведующего хозяйством Кнорца, который в начищенных до блеска сапогах направлялся в поле.
Кнорц сердито посмотрел на повозку. Девчата всё же настояли на своём. Какое легкомыслие! Этот всезнайка Бауман когда-нибудь ещё увидит, к чему приводит такая, неосмотрительность. Так дело не пойдёт! Качая головой, Александр Кнорц смотрел вслед уезжавшим девушкам.
Двор имения опустел. Бригады ушли в поле. Упряжки разъехались. Те из ребят, кому не надо было идти на животноводческую ферму, отправились с корзинами собирать кукурузу.
Вальтер Бауман вскочил на свой велосипед и поехал в поле, чтобы помочь Ренате и Бритте погрузить капусту. За день до этого капусту уже убрали и сложили в кучки по двадцать — тридцать кочанов в каждой. Девушки вместе с Бауманом начали укладывать их в повозку. В это время Петер и Пауль лакомились разбросанными по земле капустными листьями и кочерыжками.
Бритта взглянула на свои покрасневшие пальцы.
— Это не капуста, а лёд! — пожаловалась она.
Действительно, за ночь температура почвы упала ниже нуля, и замёрзшие кочаны обжигали руки. Рената подышала на свои окоченевшие пальцы, но это не помогло. Они не согревались. Все трое продолжали работать. Кочаны, как мячи, взлетали в воздух и с громким, стуком падали в повозку. Редко когда какой-нибудь из них пролетал мимо.
— Осторожней, не убейте лошадей, — пошутил Бауман.
Повозка постепенно наполнялась.
Бритта по рассеянности кинула в повозку гнилой кочан. Девушка думала о своём велосипеде, который она вот уже две недели назад отдала чинить в Борденслебене. «Когда мы сдадим капусту, — размышляла она, — мы, собственно говоря, можем заехать за ним в мастерскую. Наверно, мастер уже переменил подшипники». Сказать ли об этом Бауману? Ведь придётся сделать совсем небольшой крюк… Да нет, пожалуй, всё же лучше сказать.
Бритта обратилась к преподавателю. Бауман разрешил ей заехать за велосипедом.
— Но только не задерживайтесь, — прибавил он. — А велосипед поставьте на повозку. Слышишь, Бритта? Я не хочу, чтобы Рената ехала домой одна.
— Меня не нужно держать, я и сама не упаду с повозки! — сердито ответила Рената.
Бауман промолчал. «Ишь ты, какая колючая!» — подумал он.
Повозка была нагружена доверху.
— Но-о!..
Рената и Бритта торжественно уселись на самый верх. Вместо подушки они подложили старый мешок. В это хмурое утро их пёстрые платочки казались большими, редкостными цветками…
— Н-но, Петер! Н-но-о, Пауль! Поворачивайтесь живее!
Повозка скрипела и громыхала на ухабах, пока они наконец не выехали с просёлочной дороги на ровное шоссе.
Большой грузовик перегнал повозку. Шофёр сигналил так, словно ехал на пожарной машине. Ноздри Петера тревожно раздувались, но Рената твёрдой рукой держала вожжи.
— Молодец, Петерхен! Молодец, Пауль! — похвалила она лошадей, которые послушно бежали впереди повозки.
Бритта перекинула ноги через край повозки и запела. Рената начала ей подпевать. Девушки с большим чувством и старанием исполнили все песенки из популярных кинофильмов, которые они только знали. Время шло. До Борденслебена оставалось всего два с подданной километра.
…Вальтер Бауман опять вскочил на велосипед. Он поехал на поле, где остальные ученики собирали последние початки кукурузы. Работа шла успешно. Ребята ловко отрывали жёлтые початки от сухих стеблей и бросали их в корзины. Как только корзины наполнялись, их грузили на стоявшую тут же телегу. Бауман остался доволен — ребятами. Он передал Занозе бразды правления.
«Я со спокойной совестью могу отправиться в Борденслебен, — подумал он. — С кукурузой мы сегодня легко управимся». Он поехал по узкой тропинке вдоль полотна узкоколейки. Это была самая короткая дорога в окружной город. Бауман хотел побывать у матери Куниберта Мальке в Борденслебене. Он считал себя обязанным поговорить с ней. Каждый лишний день, который Куниберт проводил в имении, был для него потерян. Мысленно Вальтер Бауман уже беседовал с матерью Куниберта. Как разъяснить ей, что она должна взять сына из интерната? Для него нет смысла оставаться здесь. Куниберт совершенно не приспособлен к крестьянскому труду…
«…Не думайте, что я плохого мнения о Куниберте, дорогая фрау Мальке, — мысленно обращался Бауман к матери Куниберта. — У каждого человека свои способности и свои склонности. Пусть ваш мальчик станет портным. Ведь это его заветное желание! А хорошие портные всегда нужны. Как женщина, вы знаете это лучше меня…»
Но тут Бауману пришлось отвлечься от своих мыслей.
Песчаная тропинка была вся разрыта: заднее колесо велосипеда забуксовало.
— Вот, дорогой мой, — вполголоса сердито сказал себе Вальтер Бауман. — Кратчайший путь — не всегда самый лучший.
Волей-неволей ему пришлось слезть со своего стального коня и добрый отрезок пути тащить его за собой.
Борденслебен. На больших часах над входной дверью мастерской часовщика Клингельмюллера — Катербургерштрассе, дом № 20 — уже почти восемь. Добрая половина города давно встала. В восемь часов начинаются занятия в школах, в это же время открываются учреждения и конторы. Все бегут, все спешат — началась новая трудовая неделя.
Али-баба бредёт по рыночной площади. Потом он медленно сворачивает на главную улицу. Дрянные резиновые сапоги, как гири, висят на его ногах. «Ну подождите же, достаточно вы меня мучили!» — думает Али-баба. Головная боль у него прошла. Его вылечил свежий утренний воздух. Одно плохо — ему ещё холодно. В этом повинна промозглая осенняя погода.
Главную улицу Али-баба знает хорошо. На правой стороне находится государственный универмаг, на левой — кооперативный магазин. Али-баба идёт по левой стороне. По его расчётам, в кооперативном магазине цены должны быть ниже, чем в государственном… Али-баба идёт вдоль витрин. Чего тут только нет! В витринах выставлены зимние пальто, радиоаппараты, письменные принадлежности, щётки,
