один только Кабулке».
Заноза перевернулся на спину и положил руки под голову.
— Ты знаешь, Кабулке неисправим! — сказал он.
— Что?
Факир думал о доме. В первый день рождества он ел кролика, жаренного в сметане.
Заноза рассказал ему всё. Факир сразу забыл о кроликах в сметане.
— Не обижайся на меня, — сказал он воодушевляясь, — но ты, конечно, не первый выдумал такие ванны. Ведь каждому дураку ясно, что так можно уберечь коров от болезни.
— А Кабулке меня высмеял. Ты бы только его послушал…
— «Кабулке, Кабулке… Он боится нового, как чёрт ладана. Надо просто испробовать твою ванну.
— Испробуй-ка, если господин старший скотник не согласен. Давай-давай плюёт на нас.
— А зачем нам Кнорц? Послушай, теперь у меня возникла одна идея. — Факир поднялся и сел на кровать Занозы. — Мы сами сделаем этот опыт. Понял? Помнишь, что нам говорил Бауман? В Клубе юных агрономов мы должны изучать новые методы.
— При чём здесь клуб! К клубу ребята давно уже охладели.
— Ну и что же? Теперь они опять загорятся. До сих пор мы просто не знали, что нам делать, а сейчас у нас есть чем заняться, и это будет не пустое времяпрепровождение, а настоящее, серьёзное дело. Вот увидишь, мы построим ванну. То-то удивится Кабулке! Я сегодня же созову всех членов клуба.
Факир сдержал своё слово. В маленькой пристройке рядом с развалинами старого барского дома уже в тот же вечер зажёгся свет.
Факир, который, будучи председателем клуба, должен был подавать другим благой пример, затопил маленькую железную печурку и расставил всю клубную мебель: несколько шатких стульев-инвалидов и две скамейки.
Потом пришли все остальные. Рената потирала руки.
— Брр!.. Холодно! — сказала она.
Действительно, комната ещё не успела нагреться.
Явились все члены клуба, кроме Повидло — у него болели зубы — и Феликса Кабулке, которого Факир не пригласил, так как боялся, что он разболтает обо всём своему отцу.
Первым взял слово Факир. Он рассказал о предложении Занозы. В это время Заноза кусочком мела чертил на полу план будущей ванны. Другого выхода не было: грифельной доски в клубе не имелось, а стены решили не пачкать.
Али-баба взял на себя обязанности истопника; он натопил маленькую печурку докрасна, и теперь Ренате не надо было больше кутаться в свою светло-синюю лыжную куртку.
Заноза и Факир рассказали о том, что Кабулке не поддержал предложение Занозы. Раздались протестующие возгласы.
Сооружение ванны было уже делом решённым.
Но самое трудное заключалось в том, чтобы достать необходимый материал.
— Нам нужен цемент. Если бы Бауман был здесь, он бы достал его в два счёта, а так нам придётся побегать.
— Можно обойтись и без цемента. Ведь это только опыт. Давайте построим ванну из дерева.
— А дерево у тебя есть?
Дереве имелось. Факир показал на штабель досок у двери.
— Разве вы не помните? — сказал он. — Когда мы заняли эту пристройку, то сделали из двух комнат одну. Я, дурак, ещё хотел сжечь эти доски, но Бауман сразу сказал, что они нам когда-нибудь пригодятся.
— А хватит нам этих досок? — спросила Рената, расстёгивая свою лыжную куртку.
— Ещё бы! Ведь нам не нужна ванна величиной с Балтийское море.
— А гвозди?
— В досках полно гвоздей. Нам надо их только вытащить. Это пустяки.
— Тогда, пожалуй, можно начинать.
— Конечно, можно! Только вот что: наше решение надо хранить в секрете. Пусть никто не болтает! Кроме нас, о строительстве ванны не должна знать ни одна живая душа. Даже в интернате. Это будет сюрпризом. Если у нас ничего не получится, то над нами, по крайней мере, не будут смеяться, а если получится, то о нашем успехе и так будет достаточно много сказано.
— Правильно! Занозе дадут Национальную премию первой степени.
— Почему только мне? Мы все её получим.
— Очень хорошо. Значит, мы её поделим по-братски: каждый купит себе мотоцикл или автомобиль, что ему больше нравится. Но прежде мы должны построить ванну. Правильно? Кто против?
— Коровник Кабулке, — рассмеялся Али-баба.
Чтобы играть в скат, необходимы три игрока. Но третий отсутствует. Кроме Александра Кнорца и Эмиля Кабулке, в пивной никого нет.
— И что мы сидим здесь, в этом богом забытом месте! — ворчит Кнорц.
Он бросает взгляд по направлению к стойке, но толстяк хозяин, который, на радость своим клиентам и в соответствии с собственной выгодой — как-никак, а карты усиливают жажду, — был иногда не прочь перекинуться в картишки, уже лежит в постели и отсыпается после вчерашней попойки. С его женой каши не сваришь. Она из тех сквалыг, которые норовят не долить вина своим клиентам; карты она не берёт в руки. Кнорц вздыхает и начинает барабанить пальцами по столу. Трам-там-там!
Кабулке с безразличным видом смотрит на свою недопитую кружку с пивом.
Вдруг заведующий хозяйством перестаёт барабанить по столу.
— Что с тобой случилось? — спрашивает он, легонько встряхивая старшего скотника, как встряхивают человека, который внезапно заснул. — Ты весь вечер разговариваешь сам с собой. Так не годится. Скажи мне что-нибудь.
Громко вздыхая, Кабулке вертит в руках пивную кружку. Он рассказывает о том, что занимает его мысли даже здесь, в кабачке, за кружкой пива.
— Послушай, ты ведь специалист, ты понимаешь и в полеводстве и в животноводстве… Скажи мне честно, что ты думаешь об этом деле…
И старший скотник рассказывает Александру Кнорцу о предложении Занозы. Правда, имени Занозы он предусмотрительно не произносит. Не надо думать, что Кабулке хочет присвоить себе чужие лавры, но так уж получается, что, рассказывая о дезинфицирующих ваннах, он делает вид, будто вся эта история придумана им самим. Да и как ему поступить иначе? Неужели признаться Кнорцу, что яйца оказались умнее кур.
— Ты, старина, просто осёл! — Кнорц в несколько глотков осушает свою кружку пива и вытирает пену с губ. — Ты просто осёл! Сделать изобретение и скрыть это от всех! Так не годится. Нужно изложить всё это письменно и передать директору как рационализаторское предложение. Не будь дураком. Эмиль, старина! Ты понимаешь, чем это пахнет?
Перегнувшись через стол к Кабулке, он щёлкает пальцами.
— Это пахнет премией! Деньгами! Крупной суммой. Ты только слушай меня. Я тебе помогу. Напиши всё на бумаге, приложи к записке чертёж, чтобы каждый знал, как будет выглядеть ванна и какой она будет величины, а я передам и чертёж и записку руководству, конечно, с соответствующими положительными отзывами. Вот увидишь, ты ещё будешь считаться в Петербурге активистом.
— Ты думаешь?
Испуганный Кабулке поднимает кружку и отпивает несколько глотков. Однако пиво кажется ему почему-то выдохшимся и горьким.
— Знаешь, что такое скромность? — спрашивает его Кнорц. — Скромность — это глупость, мой дорогой! Надо уметь показать товар лицом, каким бы он ни был. Понимаешь?
На столе для настольного тенниса сиротливо лежат мячик и ракетка. Читальня тоже опустела.
