— Он сказал, что умрет.
— Ну… — День был ослепительно жаркий, в воздухе словно летала серебристая пыль, и миражная вода дрожала в ложбинах, вниз по дороге. — Он очень старый, Сэм. А когда ты становишься очень старым…
— Я знаю, мам. Я правда знаю.
Безропотная, безропотная и печальная. Пытается успокоить маму своей мудростью и смирением. Роузи была поражена. Может быть, подумалось ей, знание жизни — всего лишь правдоподобная имитация этого знания? Тогда Сэм знала не меньше ее самой.
— Послушай. — Роузи сменила тему разговора. — Ты не хочешь проехаться на чистой машине?
— На чистой?
— Да. Вот здесь мы можем ее помыть. Мы просто должны.
— Должны что? — подозрительно спросила Сэм, пытаясь сообразить, не шутят ли над ней.
— Помыть машину. Большими щетками и водой. Ты все увидишь.
Видела ли Сэм, как моют машину, попыталась вспомнить Роузи. Может быть, раз, но тогда она была слишком маленькой. Роузи редко мыла «бизона» — было что-то нарочитое в мытье этой груды металла, как в старухе, которая обращается в салон красоты. Майк только головой качал — у него-то, в прежнее время, машина всегда была чистой.
— Вот здесь, — сказала Роузи. — Видишь? Сэм покамест отложила вердикт.
— Закрой окошко крепко-крепко. Покрепче.
— Почему?
— Чтобы вода не попала внутрь.
Она заплатила доллар, направила машину на движущуюся дорожку и отпустила руль. Сэм глядела поверх брошенного, немного подрагивающего руля на темный туннель, а потом на мать, но так и не успокоилась.
— Не хочу, — сказала она.
— Это интересно, — уговаривала Роузи. — Подожди немного.
— НЕ ХОЧУ.
— Милая, ты не можешь вылезти сейчас. Вот как доедем до конца, тогда пожалуйста. Иди ко мне.
С пугающей внезапностью полилась вода, загремела по крыше и капоту. Сэм прыгнула на колени к матери.
— Нехочунехочунехочу!
— Смотри-смотри, — сказала Роузи.
Ей-то всегда нравилось на мойке: отпустить руль и сидеть под проливным дождем. Выпустить из рук.
Неужели он умрет? Будет ли она с ним в тот миг? Хотелось бы знать, на что Бони рассчитывает после смерти. Она никогда не спрашивала его и, конечно, не спросит никогда, но было бы легче, если бы она знала, на что он надеется, чего боится. Если он вообще чего-нибудь боится, кроме того, что дверь закроется навсегда.
Ему так страшно.
Сэм крепко держалась за ее руку, потому что, если вы никогда этого не видели, с каждой минутой становится все интереснее. После
После этого за дело взялись Чудовища-Хлопуны — сторукие черные метелки вычищали «бизона» со всех сторон — механизмы ревели и громыхали, вода лилась непрерывным потоком, и машина стойко ползла сквозь чистилище. Поначалу Сэм отпрянула от стекла, а теперь радостно смеялась, проникнувшись зрелищем. Последними и самыми забавными чудищами были Насосики, их подвижные желтые шейки заканчивались узкими и длинными ртами. Они поглощали излишки воды, пока машину обдували потоком горячего воздуха, а капельки гонялись друг за другом по стеклам. Вот и конец зримых мытарств, устье пещеры, дневной свет, и они покинули комнату смеха и явились на солнце чистыми, разве что в редких каплях дождя.
— Давай еще, — сказала Сэм с пылом неофита.
— Ну, не сейчас, — ответила Роузи. — Теперь машина чистая. Нужно подождать, пока мы снова не запачкаемся.
— А мы запачкаемся?
— Конечно, — сказала Роузи. — еще бы.
Глава восьмая
Они возвращались в Блэкбери-откос в потоке автомобилей, спешивших к дому и ужину. Шум, что ли, какой-то в приводе? Да ладно, нечего там ремонтировать; а что, если?..
— Смотри, Пирс, — сказала Сэм. Роузи никого не видела.
— Это не он, милая.
— Да нет же, вот он. — Сэм тыкнула пальцем, и Роузи увидела со спины высокого мужчину, чью белую рубашку теребил вечерний ветер. Держа в руках две полные сумки — наверное, из супермаркета, мимо которого они только что проехали, — он медленно шел вдоль дороги, отнюдь не приспособленной для пешеходов.
— Видишь? — спросила Сэм, не отводя палец.
— Острые глазки, — ответила Роузи.
С чрезвычайной осторожностью — на ветровом стекле не было зеркала заднего вида — она съехала на обочину и помахала рукой Пирсу, который долго ее не замечал: шум и непрерывное движение машин, казалось, его загипнотизировали.
— Спасибо, спасибо большое, — сказал он, забираясь на заднее сиденье; пакеты в его руках хрустели. — Дорога оказалась какая-то длинноватая.
— Я думаю, — ответила Роузи.
— А что ты купил? — поинтересовалась Сэм.
— Товары, тяжелые без всякой на то необходимости, — ответил Пирс. Сэм засмеялась; Пирс научился смешить ее, разговаривая с девочкой, как со взрослой, — длинными словами и серьезным тоном. — Продукты в металлических и стеклянных банках. Надо было бы купить что-нибудь полегче. Бисквиты. Губки. Чудесный хлеб.[353]
— Воздушные шарики, — сказала Сэм.
— Мыльные пузыри, — откликнулся Пирс. — А впрочем, пока их не выдуешь, они довольно тяжелые.
— Ты, — сказала Сэм, отметая его слова неожиданно взрослым кокетливым жестом. — Ты такой глупый.
— Надо тебе наконец купить машину, — сказала Роузи. — Да в конце концов, от магазина до города автобусы ходят.
— Видел я их, — ответил Пирс. — Люди ждут их вон там, на лавочке. Но у каждого есть важная причина, чтобы ездить на автобусе. Они дряхлые. Немного не в себе. Плохо видят. Совсем бедные. Все такое. По-моему, там бы не обрадовались парню, у которого нет никаких причин, чтобы не ездить на машине.
