Глава тринадцатая
Бесплатная библиотека Блэкбери-откоса открылась в 1898 году, здание было построено в стиле «шингл», центральная часть его венчалась куполом, а от нее отходили крылья. Деньги на постройку выделил Фонд Карнеги;[447] украшенная флажками и лентами библиотека открылась четвертого июля. В холле расположилась плита с отпечатком ступни динозавра; в детской комнате — фриз с окаменелыми североамериканскими млекопитающими, которые стерлись почти до призрачности и неизменно удивляют детишек, неосторожно поднимающих на них взгляд. Конечно же, здесь имеются все романы Феллоуза Крафта и еще несколько его книг; он тайком разглядывал их, чтобы проверить, не брал ли их кто-нибудь. Несмотря на солидное количество собственных книг, он часто пользовался библиотекой Блэкбери-откоса; Пирс случайно нашел в доме Крафта просроченные на несколько лет библиотечные издания.
Роз Райдер работала здесь по утрам два или три дня в неделю, в левом, большем крыле. Она приезжала рано утром и устраивалась за длинным столом под зеленым светом абажура; доставала из сумки толстую пачку миллиметровки, железную линейку, хорошо заточенный чертежный карандаш, карманный калькулятор — для вычислений, с которыми без него бы не справилась. Затем вставала, подходила к невысокому стеллажу у северной стены (под портретом Джорджа Вашингтона), доставала «Американскую биографическую энциклопедию» и несла ее к своему месту. Здесь она открывала книгу и, будто гадая, ерошила страницы, открывая книгу произвольно; закрыв глаза, тыкала пальцем в имя. Если статья или жизнь оказывались очень короткими, она выбирала следующую или предыдущую.
Потом она вынимала линейку, ярко-синими чернилами (сама выбрала цвет) проводила линию по длине миллиметровки. Затем, тщательно подсчитав квадратики, рисовала резкие параболы, взмывающие над линией и падающие под нее — синусоиду. Обычно она делала это накануне вечером, но вчера не смогла, из-за этого дурацкого происшествия. На верхушке первой параболы она написала семерку; на следующих пиках — кратные числа: четырнадцать, двадцать один, двадцать восемь и так до последнего года жизни, для которой она составляла этот график. В результате получалось вот что:
Это были не произвольные деления, а, как говорил Майк Мучо, изобретатель всей системы, реальные единства жизненных компонентов; не кто иной, как Майк, обнаружил, что жизнь, человеческая жизнь, следует семилетним циклам: подъем, наивысшая точка, упадок и вновь подъем. Роз изображала выбранную жизнь на графике, деля ее на семилетние части. Ранние успехи, провалы, прорывы, проблемы; супружество, победа на поле битвы или за столом переговоров, болезнь, выздоровление; вспышка озарения, или силы, или отчаяния: всё размечено мельчайшим почерком на горах и равнинах этого путешествия длиною в жизнь.
Закончив с этим, она могла начать более субъективную часть работы, требующую решений и выбора, — Роз считала ее творческой и справлялась с ней хорошо: она проверяла, насколько реальная жизнь совпадала или не совпадала с предсказаниями составленного по этой системе графика (или, скорее, с предсказаниями изобретателя) о сущности и течении жизни, о власти семилетних циклов. Покончив с этим и втиснув биографию в заданную схему, Роз изучала все случайности и побочные обстоятельства, чтобы уточнить общие правила системы. За утро она успевала расчленить и вновь собрать четыре или пять жизней. Но не сегодня.
— Закрыто, — сказала она Пирсу. — На целый день.
— Да ну?
— Четвертое июля, — пояснила она, и где-то невдалеке грохнула связка шутих. Дамские пальчики. — Забыла совсем.
— Черт, — ответил он. — Ну, тогда пойдем выпьем кофе. Обернувшись, она взглянула на здание, на реющие флаги, как будто библиотека могла смягчиться и открыть свои двери, а потом снова на Пирса.
— Ладно, — сказала она.
— Это долговременный проект, я с ним кое-кому помогаю, — сказала она Пирсу, расположившись в «Дырке от пончика». Ему показалось, что такая формулировка ей не очень-то нравится. — Только вот этот кое-кто, — тут же добавила она, — недавно вроде как потерял интерес.
— Да?
Она разломила пирожок, глядя из окна магазинчика на реку. Она подумала, не появилась ли обида на лице; он ждал, заговорит ли она об этом.
— По-моему, это нечестно, — сказала она.
— Хм.
— Когда проект уже на полном ходу, когда люди на него пашут. Помогают.
— Да.
— Просто потерять интерес. — Она взглянула прямо в глаза Пирсу. — Я знаю, как сделать то, что нужно. Но мне необходимо, чтобы мной немного руководили.
— Конечно, — ответил он. — А этот человек…
— Психотерапевт. Центр «Лесная чаща». — Она жадно глотнула кофе и откинула густые волосы, упавшие на лицо.
— Вот как, — сказал Пирс. Он решил, что знает, чьего имени избегает Роз. — А ты над чем конкретно работаешь?
— Исследование, — ответила она. — Вроде как собираю информацию для статистической модели.
— Исследование чего?..
Она снова глянула в окно, губы странно искривились.
— Нет, ну если не хочешь об этом, — сказал Пирс: он очень хорошо знал, какими трудными бывают исследования; люди, не имеющие отношения к науке, очень бы удивились.
Она задумалась на мгновение, а потом вынула из сумки пачку одинаковых листков миллиметровки, исчерченных ярко-синими чернилами.
— Жизни, — сказала она и начала объяснять.
Жизни, что начинаются с нуля, поднимаются по уверенной дуге учебы и опыта, сталкиваются с трудностями, преодолевают препятствия. К семи годам дети достигают определенного мастерства; они стоят на плато; понимают, как устроен мир, и знают свое место в нем, нравится им это или нет.
— Затем перелом, — сказала Роз, ее объяснительный карандаш ткнулся в верхнюю точку дуги.
Затем перелом, движение не столько вниз, сколько в сторону (на миллиметровке это не изобразишь), новый опыт угрожает прежнему синтезу. Замешательство и трудности.
— Год Великого Штопора, вот здесь, где кривая пересекает срединную линию, и вниз. Опасное время.
Волна накрывает лодочку; юная жизнь едва барахтается, чтобы удержаться на плаву. И вот уже надир. Карандаш постучал по нижней точке завитка.
— И начинаешь все заново, — сказала Роз. — Сначала медленно. Понимаешь, что опустился на дно.
— И больше двигаться некуда, только вверх.
— Вверх, — ответила она, и карандаш поднялся до следующего холма. — Вот здесь ты пересекаешь срединную линию, и весь следующий год справляешься с новыми трудностями, чтобы создать новый синтез. Год Великого Подъема. Увлекательное дело. И так пока не достигаешь нового плато, ты снова знаешь, что есть что, и кто ты есть, и какие правила жизни в этом мире.
— А потом.
Ее палец снова двинулся вниз.
— Год Великого Штопора. — Потом снова вверх до двадцати одного. — Плато. — Она взглянула на него, довольная.
— Это, — сказал Пирс, — что-то совершенно необыкновенное.
— Ну это только начало, но.
