– И что она наворожила? – спросил он.
Анна взглянула на него, и из глаз у нее брызнули слезы. Это было так неожиданно, что Август растерялся и испугался. Нежностью и лаской он старался вернуть ей веселое расположение духа.
– Погляди, какой он чудесный, этот старинный замок давних мейсенских епископов! – сказал король, показывая на стены.
– Отвратительный! Ужасный! Страшный! – ответила Козель, содрогаясь. – Не понимаю, как вы могли выбрать для прогулки место, где витают страшные воспоминания о пытках и войнах.
– Твои прекрасные глаза, владычица моя, – прервал ее Август, – могут сделать светлыми самые мрачные места, с тобой мне везде хорошо.
И он подал графине руку. Анна, задумавшись, оперлась на нее. Они обошли вокруг старую крепость. Графиня была молчалива, у короля вид был очень довольный. Кто знает? Может, он подумал о том, что, когда в Зоннен и Кенигштейне не хватит места для узников, он сможет поместить их здесь и поэтому, обойдя замок, пожелал осмотреть его и внутри.
Козель, стоя на пороге и глядя на черные башни и стены, пыталась задержать короля. Но Август все же вошел туда. Он осмотрел башню Доната, заглянул в застенок и в темницу Яна, построенную епископом Яном VI. Ключник, шедший впереди, показал ему еще и другие застенки; темницу, называвшуюся «Монашьей Ямой», где наказывали монахов, судейскую и темницу св. Яна, куда осужденных спускали по приставной лестнице. Все они были в довольно хорошем состоянии, но пусты. Август осматривал их с напряженным вниманием, будто искал следы замученных там людей; бросив напоследок взгляд на крепостные стены, он не спеша вышел.
Анну он нашел там, где оставил ее, погруженную в необычную задумчивость; она то и дело с ужасом взглядывала на крепостные башни.
– Сегодняшняя поездка не из веселых, – сказала Анна изменившимся голосом, – приятной ее не назовешь, хотя я внутри не была, мне чудятся стоны страдавших здесь людей.
Август улыбнулся.
– Они страдали не безвинно, – заметил он равнодушно, – невозможно быть снисходительным ко всем. Но почему, прелестная графиня, вам приходят в голову такие мрачные мысли? Не будем думать о замке, пойдем в заповедник. Я приказал расставить там под шатром столы; потом пригонят зверей, у вас поднимется настроение, и мы будем, как всегда, восторгаться вашей ловкостью.
Все было сделано, как приказал король: у входа в заповедник под великолепным турецким шатром- трофеем, взятым Яном Собеским в битве под Веной, – стояли сервированные столы. Графине было отведено первое место за столом. Солнце стояло высоко и сильно припекало, было трудно дышать, жара испортила настроение всегда веселого общества. Киан, приехавший с королем, сидел печальный, опустив голову над рюмкой и даже не пытался, как обычно, блеснуть остроумием. Август не выносил гробового молчания, поэтому слуги быстро обнесли всех едой, убрали столы, ловчие подали ружья, и все направились в заповедник.
Козель тоже пошла с Августом, но печаль не покидала ее; это приписывали ворожбе сумасшедшей нищенки, на которую Анна сама напросилась. В ушах ее и вправду звучали слова несчастной Млавы, предрекавшей ей ужасное будущее, и, хотя сейчас ничто его не предвещало, Козель была мрачной и грустной. Август же веселился и за себя и за нее и как бы назло ей восторгался великолепием Столпов и мощностью укреплений, которые могли бы охранять границы Саксонии.
Под вечер общество, убив нескольких косуль и кабанов, тронулось в обратный путь. Графиня ехала рядом с королем, но едва они отъехали от подножия горы и миновали селение, с запада надвинулась черная туча, и им пришлось вернуться в замок, чтоб переждать грозу. Другого, более подходящего места для приема королевских гостей в городке не было. И хотя в замке королей тоже спокон веков не принимали, пришлось на этот раз отпереть заржавленную дверь, ведшую в круглое помещение Свентоянской башни. Слуги расположились, спасаясь от проливного дождя, в воротах башни Доната и в пустовавшей крепости. Август с графиней Козель укрылись в старинной сводчатой комнате.
Несколько деревянных стульев, лавки и дубовый стол составляли все убранство этого печального тюремного помещения. Козель, войдя, осмотрелась, вздрогнула и прижалась к королю.
– Как здесь страшно, господин мой, – сказала она, – как печально, и трупным запахом отдает.
– Если бы я мог предвидеть, что нам придется укрыться здесь, я приказал бы приготовить хоть одну комнату. Что ж ты хочешь, никто, кроме монахов и узников с их сторожами, здесь не жил. Это не увеселительное место, стены, хоть и немые, говорят о прошлом.
Как бы для того, чтобы еще больше растравить душу женщины, которая, быть может, впервые в жизни почувствовала тревогу, хлынул ливень с градом: словно камни застучали в свинцовые переплеты оконных рам, а молнии, вспыхивавшие одна за другой, казалось, вот-вот проникнут под своды. С оглушительным грохотом, с ослепительным блеском ударила молния в башню Доната и объяла ее пламенем. Разразился дождь. Испуганная графиня вскрикнула, король стоял неподвижно, но огонь тут же погас, только дождь усилился.
С полчаса ревел ветер с ливнем над замком, еще несколько молний сверкнуло поблизости, но вот на западе показалась светлая желтоватая полоска неба, и громада черных туч перекатилась на восток. Дождь теперь слегка накрапывал, а из разодранных в клочья туч снова брызнуло яркими лучами солнце.
Козель вздохнула с облегчением.
– Государь мой, поедем, – воскликнула она, – едем, едем, я задыхаюсь здесь!
Они сели на лошадей и с новыми силами, которые влил в них освеженный грозой воздух, отправились в обратный путь. Когда они проезжали мимо хаты, где утром стояла Млава, Анна поискала ее глазами, но старухи там не было. Она караулила чуть поодаль, очевидно, хотела поглядеть на короля. Млава молча бросила сочувственный взгляд Анне и улыбнулась ей, как старой знакомой; Август стегнул лошадь, с отвращением отвернувшись от старухи.
Вот так, в беспрестанных развлечениях, коротал дни Август II, лишившись так дорого стоившей ему польской короны. Он ненавидел Карла XII, жаловался на превратности судьбы, но больше всего его возмущали неблагодарные поляки. Им приписывал он все свои несчастья, и на тех из них, кто, еще веря в него, или предугадывая будущее, приезжал тайком к нему на поклон, он изливал гнев, накопившийся у него против всей страны. Король-силач, которому лавры героя-воина не давали покоя, велевший изображать себя в рыцарских доспехах, он не мог забыть, что над ним одержал победу, а потом распоряжался в его
