Порядочно времени прошло, пока старуха пришла в себя и немного успокоилась. Опираясь на руки, она медленно поднялась с пола и с изменившимся лицом приблизилась к своей госпоже.
– Послушай меня, – начала она, – прошу вас об этом. Иначе мы не отделаемся от него. Пускай он придет, я его приму в своей комнате, вы к нему выйдите на минутку, потребуете возвратить перстень, и он должен будет отдать… Тебе нечего будет боятся. Я не сдвинусь с места. Ты ему обещаешь свое расположение, а потом мы его на порог не пустим. Но перстень необходимо от него получить обратно во что бы то ни стало! Мне он его не отдаст. Это скверный человек! Бог знает, какие у него замыслы, и какую цену он за него потребует.
Последние слова Конрадова проговорила шепотом и взглянула на Ядвигу, дрожавшую от возмущения.
Молодая женщина начала плакать и после некоторого молчания, она, судорожно всхлипывая, проговорила:
– Я его видеть не хочу! Делай как хочешь! Я не могу! Это ты меня погубила, ты…
Горничные королевы, находившиеся в третьей комнате и ожидавшие зова своей госпожи, перешептывались между собой, и их заглушенный смех обратил на себя внимание королевы; она велела старухе позвать девушку.
Конрадова схватила руку королевы и начала ее целовать.
– Что мне сказать ему? – тихо промолвила она. – Ведь я от него не отделаюсь, он меня завтра подстережет…
– Не смей впускать его! – воскликнула Ядвига. – Этим ты погубишь меня скорее, чем несчастным перстнем… Я Борковича видеть не желаю и не могу! Конрадова, встретив такой неожиданный отпор, больше не настаивала.
Она позвала горничных и дала им указания приготовить постель для госпожи. С их помощью она уложила Ядвигу в постель, стараясь своими заботами вознаградить свою воспитанницу за причиненное огорчение, но молодая женщина безучастно отнеслась ко всему и не промолвила ни слова.
Назначив дежурных, которые должны были охранять сон королевы, Конрадова поправила подушки и удалилась из комнаты.
Отказ королевы ее не испугал, и она надеялась на следующий день уговорить и склонить к уступке до сих пор послушную Ядвигу. Конрадова только нашла, что ее питомица немного изменилась, и это ее смутило. Она заметила в ней силу воли, которой раньше не было.
На следующий день с самого утра опять начались свадебные торжества. По программе они должны были продолжаться десять дней. Король с утра вышел к гостям, как будто вовсе не удалялся из замка; лишь на лице его все заметили перемену, и он как бы живее и бодрее стал.
В этот день готовились к новому турниру, так как явилось несколько рыцарей, которые хотели щегольнуть своей ловкостью и искусством. Король заинтересовался этим турниром и рассматривал выставленные копья. Королева послала к нему попросить разрешения выйти к гостям попозже, и Казимир дал свое согласие.
Боркович в этот день, как и в предыдущие, принимал деятельное участие в приготовлениях к турниру и старался обратить на себя всеобщее внимание. Король избегал воеводу и, несмотря на все его старания, высказывал ему полнейшее равнодушие. Это должно было быть плохим признаком для Борковича, но дерзкий человек, казалось, вовсе не чувствовал, что ему угрожает немилость, и он поступал со свойственной ему смелостью и самоуверенностью. В полдень, когда все расселись за расставленными столами, Боркович, рассчитав, что это удобный момент, чтобы застать Конрадову одну, смело отправился к ней. Старуха, увидев его открыто среди бела дня входящим в ее комнату, остолбенела от ужаса.
– Говорили вы с королевой? – спросил он с места в карьер.
– Когда? Каким образом я могла? – резко ответила старуха.
– Как, когда? Ведь королева почивала в своей спальне, и вы были при ней.
Старуха видела, что от него не отделаешься ложью.
– Я с ней не говорила, потому что при моем первом слове она велела мне замолчать и слушать меня больше не хотела, – пробормотала Конрадова. Староста пытливо присматривавшийся к лицу Конрадовой, желая узнать, говорит ли она правду, расхохотался.
– Королева слушать не хотела! – повторил он. – Ха! Ха! Разве вы ей не сказали, что я должен с ней повидаться!
Воспитательница молча, с нахмуренным лицом, начала прибирать вещи, разбросанные на столе. Боркович, простоявший некоторое время в ожидании ответа и выведенный из терпения молчанием старухи, запальчиво воскликнул: – Вы думаете от меня отделаться, как от навязчивого бедняка-просителя? Что? Но я пришел к вам не с просьбой, а с требованием! В старухе боролись два чувства: страх и гнев. Она не знала, как ей выйти из этого отчаянного положения. Мацек следил за ее каждым движением и что-то тихо бормотал.
– Вы слышали? – спросил он.
– А вы? Слышали? – возразила Конрадова, повернув к нему пылающее лицо.
– Вы думаете, что этим все кончено? – рассмеялся Боркович.
– А вы полагаете, что кто-нибудь вас боится? – ответила старуха. –Королева говорит, что вы этот пресловутый перстень силой сняли с ее пальца.
– Силой? А если бы и так? – воскликнул Мацек. – Но она ведь не звала на помощь, когда я прибегнул к силе, и была со мной там, где никто ей помочь не мог! Что? Понимаете ли вы, что это значит? Если бы она в этом призналась, то этим дала бы оружие против себя. А вы-то, ее охранительница, зачем меня впустили туда, где я мог безнаказанно снять перстень с пальца княжны?
Сказав эти слова, он дико захохотал.
Старуха оцепенела от ужаса, до того ее поразило все сказанное. Она нескоро собралась с мыслями,
